Парень из нашего города

Парень из нашего города

Я помню августовские дни 1991 года. Помню как в нашем маленьком провинциальном городке некие молодые активные люди воинственно подступали к прохожим с вопросами, похожими "А ТЫ где был 19-21 августа? Если ты не с нами пеняй на себя...."  Происходила знакомая "охота на ведьм" . Меня, тогда начальника Угро очень беспокоили эти экзальтированные группы людей. Сегодня оглядываясь на прожитые годы, я вздрагиваю от мысли, что всё могло быть и по украинскому сценарию.... Разум в этом случае победил.

Прошло почти четверть века. Практически все мои друзья и знакомые продолжают относиться к "побежденной стороне", как минимум сочувственно.

ГКЧП в массовом сознании – последняя попытка спасения СССР. Сегодняшняя власть не устаёт паразитировать на советском прошлом и его достижениях – стройках, космосе, победе в войне. Кремль всеми силами стремится показать, что он – наследник славного прошлого, и непримиримый борец с мерзкими призраками 90-х. Эти призраки ещё «кое-где у нас порой», но в целом – жить всё лучше и лучше.

   По-прежнему общество разделено на «сторонников» и «противников». В ток-шоу по-прежнему, кипят страсти вокруг событий 25 летней давности. Но вывод в этих передачах однозначен ЮРИДИЧЕСКИ, люди вставшие на защиту рушившейся общественной системы НИ В ЧЕМ не переступили закон. Звучали и фразы «где были 5 тысяч гэбистов?» Я не знаю где было высшее руководство КГБ. Знаю, что одним из защитников Лубянки, до конца оставшимся на посту, был наш земляк. Человек, который читал "правильные книги" (по выражению В.С.Высоцкого), мечтал о полетах в космос и не только мечтал, двигал вперед комсомольские ударные стройки и гордился своей страной...

    Улыбчивый генерал, человек, который начал эпоху гласности в системе КГБ, один из основателей Управления по защите конституционного строя, управления "К" (ведущего в службе российских чекистов), первый начальник, созданного им, ЦОС КГБ (центра общественных связей, именно при нем получили «прописку» обычные сегодня пресс-конференции закрытого для простых смертных могущественного учреждения) - с одной стороны. Скромный (я не встречал его снимков в генеральской форме, не слышал об его особняках, что первым делом строят московские высшие чины), мечтающий о космосе и великолепно разбирающийся в физике, астрономии, механике человек, один из самых активных комсомольских вожаков Сибири, до последних дней жизни верный книгам, большой друг Александровск-Сахалинской библиотеки с другой стороны. Все эти слова о нашем земляке Александре Николаевиче Карбаинове. В этом сентябре ему бы исполнилось лишь 70 лет…

    Отдельно надо упомянуть об отношениях Александра Карбаинова и библиотеки города. Я полагаю, это была вторая семья для Саши. С детства это было самое посещаемое учреждение культуры для него. В 1961 он с друзьями с риском для жизни спасал из горящего здания детской библиотеки (быв.музей) книги. И будучи генералом, он не забывал поздравлять коллектив своей второй семьи с праздниками, заходил всегда в библиотеку, бывая на малой Родине. Раздумывая об успехах советской школы, я прихожу к выводу, что читали наши дети гораздо больше и более полезное, чем сегодняшние. Вот самые главные книги Александра из его библиотечного формуляра: Перельман – серия книг «Знаете ли Вы?», «Занимательная астрономия»…, Островский «Как закалялась сталь», Волков «Земля и небо», Сенкевич «Крестоносцы», Твардовский «Дом у реки», Исаковский «Стихи и песни», Шолохов «Тихий Дон»…

    Если бы не зрение, он стал бы космонавтом…Если бы родился 10 годами раньше (видится мне), мог бы стать одним из руководителей советского государства…

 "Три мушкетера", так называли друзей Карбаинова, Приставко и Колесникова в школе и дома

    Так было (газета "КГБ:информ")

    Карбаиновский просчет

    В майские дни Великой Победы группа ветеранов традиционно едет с Лубянки на Троекуровское кладбище. Поклониться могилам, возложить букетики гвоздик, помянуть добрым словом ушедших товарищей. Постоянный участник этого ритуала, я каждый раз незаметно покидаю скорбную группу соратников, чтобы в одиноком молчании постоять перед плитой Саши Карбаинова.

    Сахалинским школьником он стал победителем математической олимпиады и был приглашен в физмат-школу Новосибирского Академгородка. Лекции и уроки великих академиков - Лаврентьева, Соболева, Будкера, повседневное общение с незаурядными сверстниками шлифовали многообещающие задатки подростка.

    Его фонтанирующие организаторские способности и склонность к поиску нестандартных форм молодежного общения были замечены. И после окончания «Новосибирского лицея» он оказался не в научной лаборатории, а на капитанском мостике комсомольской работы.

    В Красноярском крайкоме комсомола, куда он был направлен, через некоторое время начали подумывать о перемещении энергичного заведующего отделом на более ответственную работу.

    Раскрутиться по-настоящему на этом поприще Александр так и не успел: партийные инстанции сочли возможным рекомендовать его на оперативную работу в КГБ.

    На Лубянке он возник в звании майора после скоропалительных курсов командного состава КГБ. Его появление в ранге начальника отделения вызвало некоторое раздражение матерых оперативников. Комсомол, направляя своих питомцев в чекистскую среду, чего-то не учитывал. Как правило, «пришельцы» не могли или не хотели на всю катушку отрабатывать нелегкий оперативный жмых, их больше интересовали перспективы возможного должностного роста. Они со знанием дела подсчитывали многоходовки перемещений на средних и верхних командных этажах, умело поддерживали подобающие отношения с начальством и стремились подчеркнуть незамутненность своих партийных принципов.

    Карбаинов из этого ряда заметно выпадал: лез без страха в оперативное пекло, не подставлял подчиненных, не тянул на себя одеяло в случае общего успеха, «втыки» начальства принимал без паники и нытья. Мог честно признать собственные «ляпы».

    Прошли годы. Надвинулись «перестроечные» кадровые подвижки. Александр Николаевич занял кабинет начальника нашего отдела. Этот факт коллектив воспринял в общем-то нормально.

    Но тут закружились некие дуновения и над моей, далеко не буйной головой. Я уже обретался в должности начальника родного отделения, и о каком-либо «рывке наверх» не мечтал. Меня более чем устраивали коллектив, объем и характер «решаемых задач». И, при некоторых оговорках, я здраво предполагал, что если подчиненные меня и принимают подобающим образом, то скорее всего не в качестве прожженного профессионала, а как знатока писательской братии и ценителя ее писаний.

    «В кадрах», куда меня пригласили под каким-то благовидным предлогом, походя «прощупали» на предмет выявления моих амбиций относительно возможного повышения. У меня тут же возникли опасения - а вдруг придется осваивать другую, «чуждую» для моих наклонностей среду. Я и так безуспешно боролся против отбора в «глухие» структуры лучших умельцев нашего отделения. И дал понять, что мое перемещение, пусть и повышением, ни для меня, ни для другой структуры - не фонтан.

    Поднялся к новому начальнику - поделиться своими опасениями.

    Тот без предисловий меня огорошил: «Да это я рекомендую тебя на должность своего заместителя. Кое-кто из руководителей считает, что ты сейчас на своем месте и достиг своего потолка. А я не согласен. Если ты прикроешь по своей линии фланг отдела на уровне зама, все образуется должным образом».

    Передо мной был приоткрыт прямо-таки наполеоновский замысел по выводу отдела из «застойного» состояния. Фантазии и речи нового генсека Горбачева были тогда нарасхват. Широко рекламируемое ускорение и гласность после затянувшегося стариковского маразма Политбюро казались спасительной соломинкой. За нее ухватились записные пропагандисты, чиновный люд и особенно те, кто имел склонности к реформаторству.

    И я дал согласие. До сих пор не могу сам себе объяснить, почему я, не имеющий склонности и желания руководить людьми, пошел на такой шаг. Никаких взаимных симпатий между мной и Александром не было, а естественные для живой работы столкновения, в том числе и идеологические, сами собой угасали «по миновании надобности». До ссор дело не доходило. Ограничивались взаимным подтруниванием.

    Через две недели, уже назначенный заместителем, я получил возможность убедиться в незаурядном даровании своего начальника.

    На прием к Ф.Д. Бобкову напросилась встревоженная чем-то Алла Пугачева. Оформлял ей пропуск и сопровождал кто-то из наших ребят, он и поведал, что «Алла Борисовна в полуобморочном состоянии». Не успели диву отечественной эстрады после аудиенции проводить до холла 5-го подъезда, Карбаинова вызвали на «ковер».

    Мы по опыту знали, что именитые визитеры «нагружали» разнообразной информацией и своими проблемами снисходительное к их слабостям руководство КГБ. С деланным вниманием в высоких кабинетах выслушивали творцов и ремесленников, речи которых сводились к одному: яркому горению таланта препятствуют мещанство толпы и черствость начальства. Разгребать этот «слив» претензий внимательное руководство поручало, как правило, нам, бравым кураторам, согласно профилю оперативного обслуживания.

    Но визит Аллы Борисовны касался другой, сугубо личной темы. Вернувшийся с «ковра» Карбаинов, ничего не объясняя, начал озабоченно обзванивать руководство МУРа, 7-го Управления, «технарей», И от имени Ф.Д. просил прислать специалистов для обсуждения одного деликатного мероприятия. По обрывкам фраз я уловил, что Ф.Д. приказал образовать оперативную группу для нейтрализации полученного от Пугачевой сигнала.

    Собравшимся в кабинете «спецам» было сказано: звезда советской эстрады Алла Пугачева в серьезной опасности. Она получила анонимку с основательными угрозами. В случае невыполнения поставленных условий, аноним угрожает расправиться с ее дочерью Кристиной. Условия нестандартные - певица должна заполнить трехлитровую полиэтиленовую канистру купюрами самого высокого достоинства на баснословную сумму. В эту же емкость аноним рекомендует поместить дробь точным весом 1,5 килограмма. Герметически закупоренный контейнер следует опустить в воды Москвы-реки в точке, где она сливается с Яузой. На раздумье и подготовку предоставляется ровно 32 часа.

    Информацию эту «спецы» восприняли на полном серьезе. С одной стороны, в богемной среде случалось и не такое, а с другой - под угрозой жизнь ребенка. По предложению хозяина кабинета присутствующие занялись обсуждением возможных ходов и вариантов. А сам хозяин углубился в какие-то расчеты. Обсуждение было весьма оживленным. Предложения и предположения - как из рога изобилия.

   Канистру, согласно условиям, надо непременно опускать в назначенном месте. На этом же месте проще простого взять злодея в момент извлечения канистры. А если на это место придет злодей с удочкой, выловит канистру и при задержании легко докажет, что он ожидал поймать карасика, но попалась какая-то канистра. Мало ли хлама на дне реки. Как докажешь причастность случайного рыбака к шантажу?

   Предположили, что аноним может организовать наблюдение, дабы убедиться: канистра находится в указанном месте. Тут же усомнились в здравом уме злоумышленника - извлечение канистры с основательно захламленного дна реки дело непростое. Кто-то заметил, что угрожающий дебил опаснее вдвойне.

    Представитель «наружки» уточнил, что площадка, примыкающая к месту впадения Яузы довольно обширна, и ее территория хорошо просматривается. Не только извлекать контейнер, но и группу захвата замаскировать проблематично.

    Остановились на том, что погружение контейнера осуществит не сама Пугачева, а прибывшая на ее машине «кукла». «На потом» оставили решение вопроса: кто за рулем - «кукла» или шофер. Шофер - лишний свидетель, это обстоятельство будет напрягать наблюдающего злодея, он может неадекватно среагировать. Контролировать действия анонима и его возможных сообщников по извлечению контейнера способнее с высотки на Котельнической набережной. Там же разместить и группу захвата. Предварительный вариант возможных действий поручили доложить представителю «наружки».

    Карбаинов к этому моменту прекратил свои расчеты, победно сверкнул очками: «Все, что вы сейчас накрутили, возможно придется отменить. Расчеты показывают: канистра с таким балластом на дно не ляжет. Она погрузится на 1,5 метра, и по течению пройдет вдоль гранитных берегов реки хоть до Таганки, где ее может выловить на элементарную удочку любитель-рыболов. И в случае появления группы захвата легко откажется от случайно попавшейся на крючок канистры. Группа может отдыхать под шпилем высотки».

    На некоторое время установилась тишина. Потом прозвучали скромные аплодисменты.

    Ф.Д., рассмотрев предварительные предложения специалистов и расчеты Карбаинова, распорядился создание оперативной группы отменить. И рекомендовал ради успокоения встревоженной певицы ограничиться трехдневным сопровождением Кристины под негласным наблюдением «наружки».

   В своей справке, адресованной руководству Управления, Александр Николаевич дотошно - в графике и с формулами - представил свои расчеты. Приложил и соображения относительно особенностей анонимки. По его мнению, это не угроза, не шантаж и не вымогательство немыслимой суммы денег, а неуместный розыгрыш талантливого математика.

    Случай этот в отделе не обсуждался, но в моих глазах рейтинг командира резко повысился.
В рабочей обстановке, придерживаясь стиля «размеренной деловитости», Карбаинов ценил точность и четкость. Не любил суеты, и «все человеческие», в том числе и национальные наши особенности, ему были не чужды. В компании, за рюмкой-другой, он был неистощим на анекдоты и житейские хохмы, здесь его подчас заносило основательно, информация потоком низвергалась на головы окружающих.

    Любил застольное пение, предпочтение отдавал песням Анчарова, особенно про дивизию «Эдельвейс». Я его однажды поправил: у автора - «благушинский атаман», а не балагушинский, как произносит Карбаинов. Он отреагировал с некоторым вызовом: а тебе какая разница? Аргументы о том, что Благуша, где провел детство Анчаров - известная с петровских времен местность в районе метро «Семеновская», были признаны основательными.

    Прежнее начальники искусственно накаляли служебные страсти, что поддерживало, по их понятиям, достойный градус деятельности подчиненных. Карбаинов повел дела спокойно, а главное - без намека на свою служебную исключительность. Он мог придти в кабинет оперов, чтоб обсудить ту или иную проблему, а заодно со всеми и похохмить.

    Захожу к нему с докладом, усаживаюсь за приставной столик, просматриваю еще раз подготовленные бумаги, пока начальник разговаривает с кем-то по телефону. Александр Николаевич закончил разговор, положил трубку и зашелся в неистовом смехе.

    Оказывается, звонил первый зам. директора издательства «Прогресс» Виталий Александрович Сырокомский. Завершая разговор, собеседник заинтересовался редкой фамилией А.Н. Тот охотно пустился в разъяснения: Кар - значит «черный», а баин - ворон, вот и получается что-то вроде Черноворанава. Собеседник мгновенно подвел черту: «В таком случае считайте, что с вами говорил Сырок Омский».

    Через неделю меня откомандировали заниматься давно нарывающей и вдруг прорвавшейся проблемой возвращения Олега Битова. Этот бедолага год назад как-то странно залетел в сети английских спецслужб, непостижимым образом вырвался из-под опеки, оказался на территории советского посольства и был нелегально отправлен нашей резидентурой в Лондоне домой.

    Мне поручили протаскивать нежданного возвращенца сквозь кордоны Шереметьева-2 и везти на конспиративную квартиру внешней разведки. Я еще не знал, что плотная работа с ним займет ровно 49 дней, вплоть до его пресс-конференции иностранным журналистам на Зубовской площади.

    За время моего отсутствия в «конторе» Карбаинова срочно «забрили» на работу в ЦК КПСС.

    До своего ухода на Старую площадь Александр Николаевич приехал в Ясенево познакомиться с вырвавшимся из лап западных спецслужб Олегом.

    Уход А.Н. для меня был тяжелейшим ударом. Нутром чуял, что тянуть отдел придется до «морковкиного заговенья» в качестве и.о. или зама. Так и случилось: более года я пробыл гребцом на галере. Иногда подступала тоска: партбоссы лишили наш отдел достойного руководителя.

    Вихри «общечеловеческих ценностей» продолжали пылить по дорогам нашей негромкой истории, нарастала тревога за безопасность огромного государства, на окраинах которого возникали очаги кровавых конфликтов. Я, уже под началом нового шефа, Игоря Перфильева, стараюсь вовсю соответствовать роли «рабочей лошадки». И здесь достает Карбаинов: по его просьбе меня включают в состав комиссии ЦК КПСС проверять работу Управления КГБ Украины по Ивано-Франковской области. Комиссию, естественно, возглавляет Александр Николаевич.

    В Ивано-Франковске я, закончив рутинную часть анализа документов «западенских» коллег, в итоговой справке выразил мнение, что работники 5-й линии в ряде случаев при заведении дел оперативного учета не вполне оправданно нагнетают обстановку вокруг давно разоружившихся националистов. Карбаинов тут же собрал группу, чтобы обсудить проблему. Другие члены комиссии подтвердили ее актуальность. Руководитель тут же обязал меня обобщить все материалы и выступить перед сотрудниками соответствующего отдела. Подготовленные мной тезисы беседы были одобрены. Но на сборе отдела, к моему удовлетворению, он выступил сам.

    С украинской стороны к московской комиссии были подключены коллеги из Киева во главе с будущим премьер- министром Евгением Марчуком. Старые приятельские отношения с ним позволяли сглаживать «острые углы». В оценке отдельных сторон работы Управления. А.Н. уступал в мелочах, но был непреклонен в оценке принципиальных вопросов.

    После этой командировки наши пути пересеклись во взбаламученной Карабахскими событиями Армении. К этому времени А.Н. вернулся в КГБ и уже в звании генерал-майора «затыкал дыры» трусливого невмешательства Горбачева в межнациональные конфликты. Затем волею по-дурацки сложившихся обстоятельств я оказался на обочине оперативной работы - в действующем резерве.

    В течение полутора лет маялся от невозможности найти свою нишу. И тут, как добрый джин, в студии режиссера Олега Уралова на «Видеофильме» появился товарищ Карбаинов. Он сходу предложил сменить «подкрышную бодягу» на живую работу в организуемом им центре общественной связей КГБ СССР. Я согласился не раздумывая.

    Он прочил меня на должность своего зама, но 9-е Управление пристраивало личного охранника Горбачева – Лешу Кондаурова, и должность зама пришлась им ко двору. А.Н. пытался мне что-то объяснить, скрывая неловкость. Я мог бы честно признаться, что готов на любую роль под его началом. Но сказал: мне должность начальника отдела «ближе и родней». На флоте есть могучее правило: «держись подальше от начальства, но поближе к камбузу». И он ответил: готовь бачок, будешь воевать с нашим и зарубежным журналистским корпусом, не подарок, конечно, придется повертеться.

    Мне повезло: в отделе на правах аборигена обретался старый друг Виктор Николаевич Беренов. Человек удивительной работоспособности и порядочности, Витюха любую проблему выскребал до дна. К моменту моего прихода он подготовил передачу в Московскую Патриархию огромного массива только-только рассекреченных на Лубянке материалов патриарха Тихона.

    Уже были подготовлены к передаче в Институт мировой литературы поднятые «Беренулей» из подвалов КГБ документы и рукописи Шульгина. Виктор Николаевич, прошедший на байдарке все пороги и перекаты самых диких рек от Мурманска до Камчатки, беззаветно погружался в текущую рутинную работу и всегда получал нужный результат. Около него крутились корифеи советской литературы, которых он снабжал рассекреченными делами на «кремлевских жен» (Лариса Васильева), на «Сибирскую бригаду» (отец и сын Куняевы)....

    Примазываться к ювелирной работе Витюхи я, будучи уже начальником отдела, не посчитал возможным. Здесь царил генерал Карбаинов - в окружении телекамер и сонма журналюг. Мое внимание сосредоточилось на подготовке книги бывшего резидента нашей разведки в США и Англии Александра Семеновича Феклисова. Были и другие захватившие меня проекты. За горло держала рутинная канитель с одуревшими от безумствующей гласности телевизионщиками, корреспондентами и репортерами интенсивно желтеющей прессы. Приходилось устраивать интервью и беседы с героями штурма Сухумского изолятора, с участниками «Красной капеллы» и Карибского кризиса, обеспечивать поездки иностранных репортеров на Дальний Восток, на Кавказ и далее везде. Все проходило через Карбаинова: он держал в своих руках приводные ремни кипучей деятельности ЦОСа, не дергая своих сотрудников по мелочам.

    Стиль его контроля за рабочим процессом был чертовски прост и эффективен: по понедельникам в его кабинете собирались руководители подразделений и без церемоний перечисляли планируемые на неделю мероприятия. Тут же кратко докладывали о результатах предыдущей недели с лаконичным объяснением по поводу невыполнения каких-то пунктов. Сообща выясняли, требовалось ли в таком случае содействие смежных отделов. Таким образом решалось многое: руководитель выявлял сильные стороны и слабину в организации работы, в оправданных случаях поощрялась взаимовыручка. Руководители среднего звена имели возможность соотнести объем, интенсивность и результаты своей работы с соседом...

    Все рухнуло после «явления народу ГКЧП». Я мотался по командировкам, и прибыл в Москву из Сибири в то августовское утро, когда по улицам столицы прогромыхали танки.

    Я из Домодедова помчался на Лубянку и сходу попался на неистовый телефонный трезвон одного из замов ЦОСа Володи Масленникова: «Ты уже на месте? Очень кстати. Бери с собой любого молодца и дуй в распоряжение штаба ГКЧП. Там получишь дополнительные инструкции от пресс-секретаря Басаврюка». «Ты что, направляешь меня в чье-то распоряжение? С подачи шефа?». «Карбаинов у руководства Комитета, его вызвал зампред Лебедев. Тебя давно ждут в пресс-службе ГКЧП».

    Прихожу с сотрудником ЦОСа к подъезду здания, что за спиной кинотеатра «Россия». Нам вручают временные пропуска, ведут на второй этаж и приглашают в просторный кабинет, где несколько военных журналистов обсуждают ночную гибель под гусеницами танков трех защитников «Белого дома».

    Обычно раскованные и остроумные, журналисты не могли скрыть смутного напряжения, ожидая вводных от Басаврюка. Ничего хорошего никто, похоже, не ожидал. Входит Басаврюк и обращается ко мне, предлагая переместиться в отдельный кабинет. Я, уже взвинченный неопределенностью своей миссии, в коридоре слышу конфиденциальный шепоток о том, что мне «поручается мобилизовать имеющийся журналистский ресурс на подготовку обращения ГКЧП к народу». Не намереваясь без санкции своего руководства втягиваться в какую-либо работу «чужого» пресс-центра и тем более заниматься подготовкой «исторических» документов, я позвонил инициатору моего командирования в эту богадельню: «Фадеич, наши коллеги на Путинковском в «минусе», не понимают ни задач, ни перспектив. Рассчитывают на наше политическое участие в мероприятиях. Жду указаний по телефону такому-то». Через короткое время мне позвонил А.Н. Я ему объяснил обстановку. И получил указание: послать все к черту и срочно возвращаться на Лубянку, оставив сотрудника на всякий случай, для связи. Пока я добирался в «контору», страна узнала, что Председатель КГБ Крючков возвращался из Ялты под арестом.

    А.Н. вскоре вышел на пенсию, я - чуть позже. Начался новый, по-волчьи свирепый этап жизни. Несмотря на отчаянные попытки, молодой амбициозный генерал не сумел прорваться на территорию дикого рынка и свел счеты с жизнью от безнадеги. Вписаться в круг преуспевающих циников не позволила совесть. Возможно, суровой адаптации препятствовала его неспособность в одночасье переменить нравственные и, если хотите, партийные принципы на псевдо-демократическую жвачку.

    Он неоднократно пытался примерить и на меня то ли роль респектабельного учредителя, то ли зиц-компаньона. Я даже участвовал в обсуждении каких-то бизнес-планов, договоров с поставщиками экзотических товаров, не понимая в этом деле ни шиша. Не желая обидеть товарища, подыскивал надуманные мотивы для корректного отказа от предназначенной роли. И думал: неужели он не замечает моей несостоятельности в подобных делах.

    Мои великие друзья: Зареев, Беренов, Петров, Жаворонков не раз намеревались ввести Александра в круг нашего З0-летнего общения. От имени нашей честной компании я оговаривал с ним время и место сбора для отъезда на загородные наши посиделки - с баней, пением, обычным мужчинским трепом. Новичок к назначенному сроку у метро «Сокольники» не прибывал. В последующем он звонил, извинялся, казнился, сожалел, что прибыл домой под утро в сильном подпитии, и к назначенному времени опаздывал.

    За месяц до своего ухода в мир иной он мне позвонил на работу. Ранее он пару раз бывал в Министерстве культуры и проявлял живой интерес к моему участию в работе по изданию Сводного каталога пропавших в результате войны культурных ценностей. Интересовался, как я вышел на эту тему и сумел заинтересовать ею издателей.

    Так вот - при последнем разговоре Александр Николаевич меня даже вдохновил: он уже добился открытия юридического учебного заведения, где профилирующими дисциплинами будут чекистские проблемы. «Я думаю, - сказал он, - что твоя тематика, связанная с установлением потерь, их поиском и возвращением и юридическими развязками с Германией будет уместна для аудитории нашего профиля. Так что готовь курс лекций эдак на 10, мы это дело обсудим на совете».

    Честно говоря, я такому прекраснодушию собеседника не поверил, но тезисы потихоньку начал готовить. У меня не было сомнений - энергичный и амбициозный Карбаинов, уже потерявший массу времени на поиски достойного дела, найдет-таки точку приложения для своих нерастраченных сил и способностей. Не нашел. И бросился в пролет.

    ...Сосредоточенные и подуставшие товарищи-ветераны уже дают знак, что пора помянуть ушедших в облюбованном несколько лет назад уголке кладбища. По-походному уже накрыли нехитрый стол Тамара Федоровна и Галя, на парапете бутылка водки, соленые огурцы и бутерброды. Мы сейчас помянем ушедших, поименно будут названы и те, кто упокоился на других погостах в текущем году.

    Меня ждут... Прости, Саша.

Николай Никандров

А. Карбаинов в гостях у родной библиотеки 70-е  годы Александровск-Сахалинский

   Я понимаю, сложная тема, полярные мнения, сырой материал… Но такой человек, как наш земляк Александр Николаевич Карбаинов достоин уважения и памяти. В очередной раз у меня «затормозился» процесс сбора материала о земляке. Общение с сослуживцами генерала и членами семьи не ответили на вопросы, которые позволили бы создать целостную картину личности Александра Николаевича. Быть может откликнутся друзья? Я уверен, что мы вернемся ещё к личности честного, порядочного человека и офицера, коим мне лично, представляется А.Н.Карбаинов - парень из нашего города...

Новости Сахалина и Курил в WhatsApp - постоянно в течение дня. Подписывайтесь одним нажатием!
Если у вас есть тема, пишите нам на WhatsApp:
+7-962-125-15-15
Автор: Григорий Смекалов, 20 января 2015, в 09:43 +6
Комментарии
Написано 20 января 2015, в 13:33
Интересно почитать было. А вот мнения однозначного нет. История еще не переварила события 70-80-ых годов. И роль КГБ в том периоде вообще не понятна. Для меня ясно одно: брежневский круг не смог разработать четвертую программу КПСС. Третья - построение коммунизма за 20 лет - закончилась в 1981году. Партия осталась без руля. Ну и меч партии - КГБ - без дела. Итог подвели 2500 делегатов со всей страны на 19-ой партконференции в 1988 году - сами отменили руководящую роль партии по Конституции. Социалистический эксперимент в республиках СССР был закончен. Дальше - по инерции, до ГКЧП. Они тоже программу не предложили.
+2
Написано 20 января 2015, в 14:40
Андрей Кузьмин, речь не о ГКЧП и даже КГБ. Везде есть Человеки. Зачем наступать на те же грабли? “Царизм был разбит не тогда, когда бушевал февральский Петроград, — гораздо раньше. Он уже был бесповоротно низвержен тогда, когда в русской литературе установилось, что вывести образ жандарма или городового хотя бы с долей симпатии — есть черносотенное подхалимство. Когда не только пожать им руку, не только быть с ними знакомыми, не только кивнуть им на улице, но даже рукавом коснуться на тротуаре казался уже позор” А.И.Соженицын
+1
Написано 20 января 2015, в 16:24
Григорий Смекалов, Да я понимаю. Подсвечивать образы подвинутых земляков надо.
+1
Написано 20 января 2015, в 23:57
Спасибо за материал, интересное чтиво!
+1
Уважаемый гость, чтобы оставлять комментарии, пожалуйста, зарегистрируйтесь или войдите
Сахалин век XII
Сахалин век XII
Утраченная реликвия
Утраченная реликвия