Люди в белых халатах.Часть вторая

Люди в белых халатах.Часть вторая

Продолжаю публикации не в хронологическом порядке предания старины глубокой и событиях недавних дней. Все они объединены одной темой - сахалинские врачи. Присоединяйтесь к теме и публикациями и обсуждениями. Поддержим тех людей в белых халатах, кто действительно составляет гордость островной медицины.

       На известном снимке из американской коллекции изображены александровские врачи конца XIX века Погаевский Р.А., Поддубский Л.В. и Лобас Н.С.  в помещении открытого Сахалинского музея, где врачи были одни из главных хранителей...


Сторонники идеи «А.П.Чехов – зеркало сахалинской жизни каторжного периода» обычно, оценивая медицину того времени приводят слова писателя-гуманиста : «Местные больничные порядки отстали от цивилизации по крайней мере лет на двести». При этом отвратительное состояние с медицинским обслуживанием автоматически распространяется и на врачей. Я же категорически против подобного заблуждения. Мы уже касались на страницах сайта и положительной во всех отношениях деятельности настоящих патриотов Александровска, высокообразованных врачей того времени Супруненко П.И., Сасапарель В.А. упоминающихся в приведенном материале Сцепенском В.Я. и Погаевском Р.А.
А первые краеведы Августинович Ф.М., Добротворский М.М., Кириллов Н.В. ? Тоже были врачами! При желании каждый может скачать в интернете книгу упоминавшегося уже серьезного исследователя Сахалина Лобаса Николая Степановича «Каторга и поселение на о-ве Сахалине» (Несколько штрихов из жизни русской штрафной колонии).Павлоград,1903; «Убийцы» (Некоторые черты психофизики преступников).М.1913
Не забывайте, что ЭТИ люди стояли у истоков не только сахалинской медицины (им, как первопроходцам, было жутко трудно), они создавали историю Сахалина первыми фотоснимками, первыми этнографическими исследованиями, первыми музеями, метеорологическими станциями, театрами, школами, сахалинскими изданиями и пр.пр.
Сегодня я хотел бы предложить почитать ещё об одном неординарном человеке враче Поддубском Леониде Васильевиче. Сначала мне думалось сделать выборку из статьи и снабдить её комментариями, но пришел к выводу, что земляки (искренне интересующиеся) имеют право на текст без купюр. Статья из ИЗВЕСТИЙ института наследия Бронислава Пилсудского № 15, Южно-Сахалинск, 2011 год. Именно интересом к Пилсудскому мы обязаны появлением публикаций о наших земляках и том времени. Рекомендую и другие выпуски этого скромного, но очень профессионального исторического издания. СЕГОДНЯ кроме, как в нём Вы не прочитаете новые факты из истории РОССИЙСКОГО Сахалина. Да и в предлагаемом анонсе будущего издания о до каторжной истории Сахалина те же авторы…Я передал уже в сборник часть материалов.
После статьи я познакомлю Вас с отрывками из писем современника, обсуждаемых нами на сайте событий начала века…

В. М. Латышев, М. М. Прокофьев
ВРАЧ Л. В. ПОДДУБСКИЙ И БРОНИСЛАВ ПИЛСУДСКИЙ
В обширном эпистолярном наследии Бронислава Пилсудского выявлено только три письма сахалинского врача, исполнявшего обязанности заведующего медицинской частью на о. Сахалине Леонида Васильевича Поддубского. Два из них хранятся в Библиотеке Польской академии наук в Кракове, одно найдено среди писем Л. Я. Штернберга в Архиве науки Польской академии наук и Польской академии искусств в Кракове. Безусловно, писем было больше так как тесные отношения, сложившиеся между Б. О. Пилсудским и Л. В. Поддубским на Сахалине, продолжались и после их отъезда с острова. Возможно, исследователей ещё ждут новые находки.
О враче Леониде Васильевиче Поддубском известно не так много. Из послужного списка видно, что он окончил курс Харьковского Императорского университета со степенью лекаря и званием уездного врача в 1881 году. С 4-го курса был «командирован на театр военных действий» в Кавказскую армию, где состоял помощником ординатора в Донажурском военно-временном госпитале близ Александронополя. Был там до 10 сентября 1878 года. После окончания университета, «определён» городским врачом в г. Чаусы Могилёвской губернии. С 1884 года работал в г. Павлограде Екатеринославской губернии, занимая должность уездного врача. 12 июни 1892 года был назначен и.д. заведующего медицинской частью о. Сахалина, исполнял также обязанности старшего врача Александровской окружной лечебницы и заведующего метеорологическими станциями острова 1.
В 90-х годах XIX века на Сахалине в основном сложилась сеть медицинских учреждений. В штате медицинской части острова числилось 8 чиновников. Помимо заведующего и его помощника сюда входили также фармацевт-провизор с двумя помощникам, ветеринарный врач и два ветеринарных фельдшера. Каждый административный округ составлял один врачебный участок с одним окружным врачом. В округах имелись лечебницы: в Александровском на 200 коек (с отделением для душевнобольных в селении Ново-Михайловском); в Тымовском и Корсаковском на 100 коек. В штате лечебницы числились 2 врача и 1 акушерка. При каждой лечебнице имелась аптека. Кроме лечебниц по округам были учреждены околотки, обслуживаемые фельдшерами в селениях, где находились тюрьмы или партии ссыльнокаторжных. Они осуществляли приём и лечение лёгких больных, как амбулаторных, так и стационарных. Если требовалась квалифицированная врачебная помощь, больных отправляли в окружные лечебницы 2.
Такое хозяйство принял Л. В. Поддубский, прибыв на остров О состоянии же медицины на Сахалине того времени можно судить по лаконичному замечанию А. П. Чехова: «Местные больничные порядки отстали от цивилизации по крайней мере лет на двести» 3
Леонид Васильевич энергично принялся вникать в дела, объезжая округа, бывая во всех лечебницах и околотках. Приветливый и доступный, хорошо подготовленный профессионально, он быстро завоевал признательность у поселенцев и ссыльнокаторжных. Бронислав Пилсудский писал Л. Я. Штернбергу: «Поддубский после объезда недавнего Тымовского округа представил доклад, где изложил немало беспорядков в Тымовском округе», «Поддубский действует и в восторг всех приводит своим вниманием и обходительностью с больными, чего давно не видели они со времён первоначальной деятельности Сцепенского 4». Много внимания он уделил расследованию знаменитого «Онорского дела». С именем Л. В. Поддубского связано начало прививок оспы коренному населению Сахалина нивхам, устройство новых метеорологических станций на юге Сахалина и ряд других добрых дел. Ужиться на каторжном острове такому беспокойному человеку либеральных взглядов и неординарных поступков было тяжело.
В письмах Б. Пилсудского Л. Я. Штернбергу Л. В. Поддубский упоминается более двадцати раз. Уже во время первой встречи в 1893 г. в Рыковской метеорологической станции Поддубский обратил внимание на молодого «политического» и после заинтересованной, доверительной беседы «просил, если что понадобится, обращаться»5. С этого времени Поддубского и Пилсудского связывали тесные служебные и личные отношения. Неоднократно Леонид Васильевич поручал симпатичному поляку канцелярские работы, которые требовали особенного внимания. Обсуждал с ним подробности Онорского дела. Вызвал его в 1896 г. в пост Александровский на несколько месяцев для помощи в канцелярской работе. Тогда же он определил Б. Пилсудского и на работы по прививкам от оспы у нивхов. «Езжу теперь и уговариваю гиляк привить оспу», - писал Бронислав Штернбергу 6. В 1896 г. он командировал Б. Пилсудского в Корсаковский округ для устройства метеостанций в посту Корсаковском и в селении Галкино-Враское. Одновременно Пилсудскому поручался сбор небольшой этнографической коллекции у айнов Южного Сахалина для Сахалинского музея.
О трудностях работы по устройству метеостанций, с которыми пришлось столкнуться на юге Б. Пилсудскому, свидетельствует хотя бы перечень оборудования, которое необходимо было установить: мачты высотой 14 - 15 м с ветромерами, дождемеры, оцинкованные будки с приборами, анероиды Нодэ, гидрометры, солнечные часы Флише, весовые эвапорометры, максимальные и минимальные термометры для жилья и почвы, флюгеры и др. Кроме того необходимо было привести в порядок площадки, дома (купить или построить), укомплектовать штат наблюдателей и обучить их 7. За лето всё было сделано, подготовлены отчёты, которые сейчас хранятся во Владивостоке в Российском государственном историческом архиве Дальнего Востока. Среди этих дел есть и подробная «Инструкция для наблюдателей метеорологических станций второго разряда о-ва Сахалина», составленная Пилсудским «помимо инструкции Главной физической обсерватории». Она состоит из 11 пунктов с подпунктами, которые подробно и чётко дают наставления наблюдателям по всем направлениям их работы. Помимо основных записей в книгу наблюдений его Инструкция предписывала записывать все другие интересные явления: « ...вроде северного сияния, землетрясения, разлива рек, ливня и т[ому] под[одобное]. е) Записи разных периодических явлений растительной и животной жизни вроде распускания почек, появления бабочек, лягушек, кукушки и т[ому] п[одобное] и также время важнейших сельскохозяйственных работ (весенняя пахота, сенокос, уборка хлеба и др.)»8. Здесь же приведены формы для различных журналов. Инструктируя будущих наблюдателей, Пилсудский подчёркивал, что изучение климата острова, а также предсказание погоды в значительной степени будет зависеть от совести и точности работы наблюдателей станций. В ноябре метеорологические станции в посту Корсаковском и селении Галкино-Враское начали работать.
Выполняя второе задание по сбору небольшой этнографической коллекции у айнов для Сахалинского музея, Пилсудский впервые столкнулся с этим народом. Эта встреча многое определила в его жизни и дальнейшей научной судьбе. «Впервые я вошёл в контакт с ними в 1896 году, - впоследствии писал он, - когда тюремные власти послали меня на юг Сахалина для создания и оснащения метеорологической станции, а также сбора небольшой коллекции предметов, этнографически связанных с айнами. Однако я находился среди них слишком короткое время, чтобы достичь сколько-нибудь ощутимого результата. Но даже тогда внешний вид айнов, живо воскрешающий в памяти типы, которые можно обнаружить в Европе, напоминая то евреев, то русских крестьян, а то и цыган, а ещё более их язык, звучавший весьма мелодично для моего слуха с его нежными и, так сказать, ласкающими оттенками тембра, поразили меня столь сильно, что я часто обнаруживал в себе желание узнать их по крайней мере так же, как знал гиляков, обитающих на Северном Сахалине»9. Это желание начинающего учёного сбудется через несколько лет.
    6 декабря 1896 г. в посту Александровском торжественно открылся Сахалинский музей. Среди «лиц, способствовавших своим участием по сбору, составлению и размещению коллекции музея или принесших в дар различные предметы», отмеченных в приказе военного губернатора о. Сахалина генерал-майора В. Д. Мерказина, значились и Л.В. Поддубский и Б. Пилсудский10. В письмах Штернбергу Бронислав писал о том, что Поддубский хочет издать работу о собранных гилякских лекарствах11. Стоит упомянуть и о том, что Поддубский очень помог Пилсудскому в его занятиях фотографией. Достал ему фотоаппарат, оказывал помощь материалами, интересовался успехами, помогал в комплектовании сахалинского фотоальбома.
Все эти годы развивался и набирал силу конфликт между Л. В. Поддубским и чиновниками острова. Прибыв на остров, он сразу же столкнулся с тем, что местное начальство не делает различий между чиновниками и врачами. Острый инцидент возник между начальником Александровского округа Таскиным и врачом Давыдовым, который не подчинился приказу окружного начальника. Поддубский принял сторону врача, что послужило началом длительного конфликта. В рапорте начальнику о. Сахалин от 14 ноября 1892 г. по этому поводу Л. В. Поддубский отмечал, что «всё это произвело на меня впечатление неустойчивости понятий о правах и обязанностях должностных лиц между собой и в частности врачей; почему я возымел благое, как мне казалось, намерение на основании существующих законов выяснить права и обязанности подведомственных мне врачей»12. Долгая борьба за упорядочение положения врачей, которую вёл Поддубский, привела к принятию в 1896 г. министром юстиции Правил в связи с усмотренной «медицинским советом ненормальности в отношениях заведующего медицинской частью на о. Сахалине к местному тюремному начальству»13. Они были сообщены министром юстиции приамурскому генерал-губернатору и включали пункты А - Е об основных должностных обязанностях заведующего медицинской частью о. Сахалина14. Эти
«Общие положения об отношениях заведующего медицинской частью на острове Сахалине к местному начальству» были продублированы военным губернатором о. Сахалина в приказе № 111 от 20 июня 1896 г., но уже с разъяснениями15. Они совершенно не устроили Л. В. Поддубского. В Отчёте за 1896 год он подробно рассматривал недочёты этих документов. Среди них как главное он считал: «По пункту 3 санитарные вопросы по тюрьме от меня отстранены, а вместе с этим уничтожена и главная деятельность моя, ибо тюрьмы на Сахалине составляют основу всего, ядро, через которое проходит всё ссыльное из России население Сахалина, на котором и отражаются все последствия антисанитарной обстановки тюрем. Кроме того, все врачи, подведомственные мне, - тюремные и ведают здоровье арестантов и поселенцев, а потому в своих отчётах и рапортах заведывающему медицинской частью касаются только их, а последнему эти предметы ведению не подлежат. На этом основании и не осмелился в отчёте за 1896 год описать санитарное состояние тюрем, как это делал в прошлые годы»16. Борьба Поддубского за права врачей продолжалась, не закончилась она и после отъезда с Сахалина. Будучи участником VIII Пироговского съезда врачей в 1902 г. в Москве, он выступил с докладом «Тюремный врач»17, по которому секцией съезда была принята резолюция: «По вопросу в положении тюремного врача просить Правление, соответственно основаниям доклада д-ра Поддубского, возбудить ходатайство перед министерством юстиции, чтобы «тюремному врачу, в его деятельности, было предоставлено самостоятельное, независимое положение и чтобы за его работой и мнениями было обеспечено надлежащее влияние на ход тюремной жизни, на каковое он имеет преимущественное право соответственно специальным научным знаниям, которыми он обладает18».
В конце концов, его вынудили подать «прошение» об увольнении по болезни. Осенью 1898 г. Б. О. Пилсудский писал Л. Я. Штернбергу: «Леонид Васильевич уезжает с последним судном. Жалко очень»19. В майском номере «Тюремного вестника» за 1899 г. было опубликовано официальное сообщение: «Высочайшим приказом 24 апреля с.г. № 25 увольняется от службы, согласно прошению, по болезни и.д. заведующего медицинской частью на о. Сахалине, он же старший врач Александровской окружной лечебницы и заведующий метеорологическими станциями, статский советник Поддубский»20.
В 1905 г. во «Врачебной газете» были опубликованы заметки коллеги Поддубского сахалинского врача Н.С. Лобаса «К истории русской штрафной колонии», где приводились яркие картины условий, в которых приходилось работать тюремным врачам, в состоянии постоянного конфликта с администрацией. Многие, не выдержав унижений, уезжали с Сахалина. «Трудно было дышать врачам в сахалинской атмосфере, - отмечал Н. С. Лобас, - но всё же положение их скрашивалось тем, что у них был человек, к которому можно было смело идти за ободрением, поддержкой и защитой, и он грудью отстаивал своих товарищей-сослуживцев, сам доходил до полного нервного истощения, но не опускал рук и защищал своё дело до последних сил. Чуть не ежедневно гремели выговоры, сыпались угрозы, шипела клевета и пускались в ход доносы, а он неуклонно шёл к намеченной цели и ради дела, во главе которого он был поставлен, не щадил себя. Такие люди, такие рыцари без «страха и упрёка» в наше серое, безразличное время весьма редки, и я бы совершил большой грех, если бы не назвал имени этого человека. Память о Леониде Васильевиче Поддубском, бывшем заведующем медицинской частью Сахалина, никогда не умрёт з сердцах сахалинцев, а история русской каторги впишет его имя на свои страницы»21.
  Для решения своих житейских проблем Л. В. Поддубский уехал в Петербург. Здесь он встречается с бывшими «политическими» сахалинцами И. П. Ювачёвым и Л. Я. Штернбергом, с которыми ещё на острове сложились сердечные отношения. По-видимому, не без помощи И. П. Ювачёва он знакомится с известной деятельницей на ниве благотворительности статс-дамой Елизаветой Николаевной Нарышкиной. Е. Н. Нарышкина много лет руководила Дамским благотворительно-тюремным комитетом и созданным ею же «Обществом попечения о семьях ссыльнокаторжных». Выдающийся судебный деятель и учёный-юрист А. Ф. Кони, который был одним из директоров «Общества попечения о семьях ссыльнокаторжных», высоко ценил общественную деятельность Е. Н. Нарышкиной.
Узнав об Л. В. Поддубском и его приезде в Петербург, Е. Н. Нарышкина немедленно с ним встретилась. Уже 2 мая 1899 г. состоялось заседание «Общества попечения о семьях ссыльнокаторжных», на котором были заслушаны сообщение доктора Поддубского «Сахалинские дети» и доклад члена правления Общества учёного-криминалиста Д. А. Дриля о положении добровольно последовавших за ссыльнокаторжными семейств. Правление поручило Е. Н. Нарышкиной обратиться к министру юстиции и к приамурскому генерал-губернатору с ходатайствами:
«1) О скорейшем принятии «мер к упорядочению отбывания сс-каторжными женщинами положенного им по суду наказания» (в особенности - мер для искоренения принудительной раздачи женщин в сожительство).
2) Об изменении «статей Устава о ссыльных, предоставляющих семьям сс-каторжных следовать за казённый счёт за осуждёнными в каторжные работы до перечисления последних в разряд ссыльнопоселенцев»22.
Нарышкина подготовила яркие прочувствованные письма с изложением крайне безнравственных и тягостных условий быта семейств ссыльнокаторжных в притюремных слободках. Министр юстиции настолько проникся изложенным, что приказал внести это письмо на рассмотрение «Высочайше утверждённой Комиссии о мероприятиях по отмене ссылки». Однако завершение эти хлопоты получили уже во время русско-японской войны 1904-1905 гг., когда сахалинская каторга была сметена в ходе военных действий, а в 1906 г. отменена была и официально.
   Л. В. Поддубский использовал время пребывания в Петербурге и для того, чтобы как-то похлопотать об оставшихся на Сахалине близких ему политических ссыльных. Так, в одном из писем И. П. Ювачёву его жена Надежда Ивановна писала: «Поддубский сразу разобрал, что через Марию Михайловну (по-видимому, княгиню Дондук-Корсакову, самоотверженную воительницу за облегчение участи заключённых. - В. Л., М. П.) кое-что можно сделать и даже просил за Бронислава Пилсудского»23.
Его записки о сахалинских детях и сахалинской каторге отложились в архиве А.Ф. Кони, по-видимому, после работы с ними в «Обществе попечения о семьях ссыльнокаторжных». Кони заинтересовался материалами о сахалинской каторге, о чём свидетельствует письмо ему от Поддубского: «Ваше превосходительство, Милостивый Государь Анатолий Фёдорович! Вы изволил[и] выразить желание иметь записки о каторжном быте на Сахалине, а потому считаю долгом преподнести Вам книжку моего сослуживца на Сахалине - доктора Лобаса. Книжка эта составлена по личным его наблюдениям и по официальным моим отчётам, которые когда-то был* у Вас»24. Тогда же появилась его публикация о сахалинских детях и их матерях в журнале «Право»25. И только спустя много лет был опубликован в «Вестнике Сахалинского музея» материал Л. В. Поддубского, хранящийся в личном архиве А.Ф. Кони26.

      После Сахалина Л. В. Поддубский занимался частной практикой часто меняя места работы. Это и Петербург, и В. Волочёк Тверской губ., Боголюбове Владимирской губ., Хотмыжск Курской губ., Харьков27. Судя по публикуемым письмам Поддубского к Пилсудскому между ними всё это время шла переписка. Даже эти три письма дают представление о том, с каким уважением и даже с почтением относился к Брониславу бывший сахалинский врач, по-видимому, понимая всю его незаурядность. Видно, что их связывали близкие отношения. Поддубский обстоятельно делится новостями, даёт характеристику политического положения в России, возвращается к занятиям на Сахалине. Очень интересен его рассказ о сахалинском фотоальбоме, о работе по его комплектованию Бронислава. Многие детали дополняют его биографию.
О близких отношениях Б. Пилсудского и Л. В. Поддубского уже после Сахалина можно судить и по письму Л. Я. Штернберга Брониславу. В 1906 - 1907 гг., вернувшись с Сахалина в Австрийскую Польшу, Б. Пилсудский находился в очень стеснённом материальном положении и искал возможный выход. Л. Я. Штернберг среди прочих советов писал ему: «Один ещё совет: не сделать ли Вам заём у Поддубского? Что ему стоит на рассрочку занять несколько сот рублей? Ведь он богатый человек!»28. В 1910 г. Б. Пилсудский писал Л. Я. Штернбергу из Кракова: «Получил карточку от Поддубского, которой заключил, что Вы в Питере, а я думал, что, м. б., выехали куда-либо»29.
Переписку прервала первая мировая война. В это время Л. В. Поддубский работал ординатором лазарета Харьковского купеческого общества. В 1915 г. он был послан для оборудования госпиталя в г. Ельне Смоленской губернии. Здесь врач Л. В. Поддубский скоропостижно скончался. Памяти своего товарища посвятил проникновенную статью-некролог доктор Н. С. Лобас, который в это время тоже работал в Харькове. Она стала своеобразным памятником замечательному врачу и человеку.
«Памяти д-ра Л. В. Поддубского.
В г. Ельне Смоленской губ. Скоропостижно скончался д-р Леонид Васильевич Поддубский. Смерть застала его в разгаре работы по оборудованию лазарета для раненых воинов, порученной ему общеземской организацией. На четвертый день по прибытии в Ельню, выходя из своей квартиры, почувствовал себя дурно, быстро прошел в свою комнату, опустился на кровать. Врач, живший с ним рядом, скоро вошел вслед за ним и нашел его мертвым... Л. В. прибыл на Сахалин в то ужасное время, когда каторга задыхалась в смрадных помещениях; тонула в грязи; замучивалась непосильными работами, от которых не избавляли ни слабость, ни болезнь, ни калечество; подвергалась жестоким телесным наказаниям, побоям... Грандиозные побеги каторжников, ужасающие преступления, ножевая расправа с начальством были прямыми последствиями принятой системы управления каторгой и сделались обычными. Здание увенчала известная онорская история. При таких условиях Леонид Васильевич стоял во главе медицинско-санитарного дела на Сахалине. Широко понимая свои задачи и широко их ставя, он с огромной энергией ринулся в бой с сахалинскими порядками, освященными традицией сибирских тюрем времен Достоевского. Один против всех он нес тяжести борьбы на своих плечах, ни разу за многие годы не отступив, ни разу не дрогнув. Часто забывая о еде, о сне, о законном отдыхе, надрывая моральные и физические силы, шел, все шел вперед, отвоевывая одну позицию за другой. «Преступники, - говорил и писал он, - посылаются на Сахалин для исправления, а не в рабство и для истребления». Законодатель предусмотрел врачей для каторги не для того, чтобы они помогали тюремному начальству деградировать преступный люд до полного психофизического оскудения, до полной моральной и физической гибели, а для того, чтобы, пользуясь данными науки, опираясь на принципы законодателей, ставить преступника в такие жизненные условия, при которых возможно было бы довести его до степени полезного гражданина своего отечества. Строго, последовательно, изо дня в день, совершенно забывая себя, покойный Леонид Васильевич проводил эти принципы, работая на Сахалине, проводил в сахалинской удушливой атмосфере, насыщенной недоверием, злобой, непониманием задач, которые ставились. «Д-р Поддубский гуманничает, нежничает, развращает каторгу, подрывает престиж властей, поставленных над нею», - часто говорили сахалинские начальники. Все это нисколько не уменьшало энергии Леонида Васильевича, и не было уголка каторжной жизни, куда бы он заботливо, любовно ни заглянул и ни осветил. Он настойчиво требовал улучшения пищи каторжника, его помещений; громко протестовал против жестокости наказаний. Во имя целесообразности каторжного труда и облагораживающего его значения в деле исправления преступника, во имя выгодного сохранения сил преступников он энергично настаивал на правильном распределение их по работам, ставя, конечно, целью разумное пользование силами каторжников на пользу их самих и попутно на пользу штрафной колонии, как будущего культурного уголка отечества. Считая праздность великим злом в деле исправления преступника, ослабленная воля которого должна укрепляться, он полагал, что и слабосильные преступники, и увечные (небольших степеней) должно принимать участи в труде, сообразно своим силам и умению. Сахалинское начальство не хотело с этим считаться. Д-ра Поддубского обвинили в том, что он и его помощники, не позволяя брать слабых каторжников на тяжкие работы, развращает их, готовит их на новые преступления. Болея сердцем о каторге, покойный Леонид Васильевич много уделял времени заботам о поселенцах, быт которых исследовал, посещая селения, разбросанные в сахалинской тайге, пробираясь к ним пешком по головоломным дорогам часто по зверовым тропам. Много сделал Леонид Васильевич для Сахалина, всего не перечислить в коротком очерке. Улучшилась пища арестантов, улучшилось обращение, отошли в вечность жестокие телесные наказания. Повторяю, невозможно охватить всей широты, всего размаха энергичной, самоотверженной и плодотворной работы на Сахалине незабвенного доктора-подвижника Будущий историк русской каторги отведет ей немало страниц.
   В частной жизни покойный Леонид Васильевич являлся человеком обаятельным. Умный, оригинальный, благородный, всегда жизнерадостный, он всюду, где появлялся, был желанным, родным. Где горе, несчастье, слезы - туда спешил этот необыкновенно добрый и отзывчивый человек.
Умело, деликатно, нежными руками он прикасался к человеческому горю, страданию, обладая редким даром успешно подойти с утешением, успокоением, ободрением даже в минуты самого черного отчаяния. Нигде, если не считать сахалинских начальников каторги, он не имел врагов.
   Старый и малый тянулись к этой хорошей и чистой душе, как к живительному лучу солнца. На сахалинской работе он надорвал сердце и в последнее время часто хворал. Грянула война, и он загорелся страстным желанием работать для раненых воинов. Сперва, в одном из харьковских госпиталей, а потом поехал в Москву, где по предложению общеземской организации взял на себя труд оборудовать госпиталь в Смоленской губернии. В Харькове значительно переутомился, но на новое место поехал, бодро смотря вперед, жизнерадостный, весь проникнутый желанием работать. В последний раз вспыхнул ярким пламенем любви к человеку и угас в первые дни работы. Умер на посту! Славная жизнь, славная смерть! Спи спокойно, дорогой, незабвенный друг и товарищ. Ты много потрудился. Вечная тебе и светлая память!
1915г. 22 февраля».
Я люблю эпистолярный жанр. Он предусматривает максимальную искренность авторов. Перечитайте письма А.П.Чехова (например, к Суворину) о сахалинской поездке, быть может, у Вас сложатся другие впечатления, чем от книги «Остров Сахалин»…

Из писем Л.В.Поддубского к Б.О. Пилсудскому:
о настроении и оценке положения в стране образованными людьми-

4 января 1907 [г.]
«Вы отлично делаете, что пережидаете тяжёлое время за границей. Поганое время и состояние.   Представьте себе: вековое невежество, вековое привычное рабство и недоверие крестьянина (хотя он уже многое понимает и многое - предмет его искреннего желания) с одной стороны, а с другой - кулак, тюрьма, высылка и виселицы, - эта комбинация для искренне желающего добра народу, помочь ему разобраться, а в особенности не любящего насилье во всяком роде - поистине ужасна! Одна надежда на тайную подачу голосов, благодаря которой всё-таки сумеют выбрать оппозиционную Думу. Но чт[о] всего больнее, так это популярничанье и там и сям очень многих, неспособных к делу, но болтающих очень развязно, как Пифии
  Я, милый мой, сижу у себя на даче в Курской губ[ернии] - самой реакционной, - и жду выборов, чтобы использовать свой голос; собраний не позволяют делать; приходится разговоры весту поодиночке и нахожу, что мужик - оппозиционист натурально. Выборы будут 26 янв[аря], когда я уеду в Севастополь. Пишите мне до 25 письма по следующему] адресу: Головчино Курской губ[ернии]
 Ник[олай] Степанович в Бердянске живёт с семьёй. Зина и Сережа - премилые молодые люди. Серёжа кипит и действует везде, где можно. Сам Лобас с Серёжей 2 м[еся]ца в тюрьме отсидели за пустяки - за популярность. Теперь это тоже предосудительно! Книжку его вышлет Вам И. П. Ювачев; у меня её не оказалось»

О происхождении и «хождении в народ» фотоснимков сахалинских альбомов:

«Я все время пропагандировал о. Сахалин, а он теперь едва ли будет иметь интерес ввиду жизненного переворота в Государстве, кроме разве бывших на нем. Нужно Вам сказать, что из фотографий, которые были у меня раньше (Вы видели больше дорогие японские альбомы) остался один только альбом, а другой и масса фотографий (Фрикеновских) зажилил Дорошевич 9. Из Ваших фотографий, которые Вы делал [и] мне и Штернбергу (эту партию зажилил почтовый чиновник, которому я дал их для отсылки (Павловский И.И.? Ноитаки П.И. в 1892 уже умер?-Г.С.) я оставил два альбома. Один из них и 4 годовых отчета я послал Ювачеву, как он просил в декабре сего года, а один альбом у меня.
      Коли и хотите, я вступлю в переписку с Погаевским, Бунге, Еллинским и таким образом у Вас соберется материал в добавление к Вашему, из которого можно составить то самое, о чем Вы мечтали.
Во всяком случае, Вы, прежде всего, можете получить все от меня,
что у меня есть. Только некоторые вещи у Ювачева придется взять,
когда они ему не понадобятся.
Может быть, бумаги сахалинские нужно прислать? Впрочем, все это лучше было бы Вам пересмотреть; а главное, всё у меня сброшюровано, а карточки наклеены в альбом притом так, что на листы с обеих сторон и подряд. Это, по мнению Ювачева, неудобно; придется попортить карточки, но зато будут снимки, с которых можно иметь опять карточки. Причем у меня большие все снимки. Я не знаю, что думал И[ван] П[авлович], когда увидал их.
Я могу быть Вашим помощником [при] приличном руководстве, а до тех пор можно только собирать материал по определенно составленному плану, которого, нужно рассчитывать, не будет велено выгнать меня за неотложением лиц и карточек».

О скромности и не очень:

«Я припоминаю некий скандал на Амурском обеде (ежегодно бывает такой обед в Питере у Кюба), какой-то новоиспеченный генеральчик, бывший на Амуре в молодых годах деятелем на Амуре в малых чинах, сказал речь, в которой указал на то, что альбому деятелей амурских (такой был отпечатан в 1500 экз. и состоял из нескольких частей) есть реклама и фактически доказательство негодности громадного большинства помещенных в альбоме, ибо все устройство Амурского края вынесено на плечах тех, которые не попали в альбом и имена коих только Господь один ведает. Новоиспеченный генеральчик был не помещен в альбом.
Припоминая это, я, знаете, смущенно даю гл. свою карточку для альбома, ибо что и сделал! Говорил, и то казалось, не ладил, а путного изо всего ничего не вышло, ибо не был я творцом!»

Полный текст писем можно прочитать в № 15 указанных «Известий…»

1 РГИА ДВ. Ф. 1145. Оп. 1. Д. 94. Л. 34 - 37.

2 Мошенский А. А., Золотухин И. Л. Очерки истории здравоохранения Сахалинской области. Владивосток, 1995. С. 42 - 43.

3 Чехов А. П. Остров Сахалин // Полн. собр. соч. и писем. Сочинения. Т.

М., 1987. С. 114.

4 Сцепенский Василий Яковлевич (1857 - 1910) - врач местной команды в с. Рыковском, затем врач Александровского лазарета и заведующий военной медицинской частью в 1884 - 1900 гг.

5 Там же. С. 39.

6 Сцепенский Василий Яковлевич (1857 - 1910) - врач местной команды в с. Рыковском, затем врач Александровского лазарета и заведующий военной медицинской частью в 1884 - 1900 гг. С. 151 - 152.

7 издание на польском языке (Г.С.)

8 РГИА ДВ. Ф. 1145. Оп. 1. Д. 129. Л. 58.

9 Пилсудский Бронислав. Материалы для изучения айнского языка и фольклора // Известия Института наследия Бронислава Пилсудского. № 7. Южно-Сахалинск,

2004. С. 28. Перевод с англ. яз. В.Д. Косарева.

10 РГИА ДВ. Ф. 1133. Оп. 1. Д. 1500. Л. 4 об.

11 Пилсудский Бронислав. «Дорогой Лев Яковлевич...» (Письма Л.Я. Штернберу 1893-1917 гг.). С. 119.

Новости Сахалина и Курил в WhatsApp - постоянно в течение дня. Подписывайтесь одним нажатием!
Если у вас есть тема, пишите нам на WhatsApp:
+7-962-125-15-15
Автор: Григорий Смекалов, 10 февраля 2015, в 09:09 +4
Комментарии
Написано 26 января 2016, в 02:08
Мда....Тяжёлая история.
+2
Уважаемый гость, чтобы оставлять комментарии, пожалуйста, зарегистрируйтесь или войдите
Люди в белых халатах. Часть третья.
Люди в белых халатах. Часть третья.
Увы, Александр Трофимович...
Увы, Александр Трофимович...