Нужны ли РУЗы на сахалинских реках и получим ли мы по "три хвоста на семью"? Мнения экспертов

Три хвоста на семью и ликвидация ветеринарных сертификатов. Таковы итоги погружения Олега Кожемяко в рыбную отрасль Сахалинской области. Переговоры с рыбопромышленниками разного уровня, казалось, вновь подняли на поверхность проблемы, о которых в регионе спорят годами. Нашими экспертами в этом вопросе выступили ихтиолог-рыбовод, кандидат биологических наук Владимир Самарский и руководитель «Экологической вахты Сахалина» Дмитрий Лисицын.

- Дайте, пожалуйста, оценку в целом рыбной отрасли Сахалинской области. После встречи Олега Кожемяко с представителями малого и среднего бизнеса всплыло очень много негативных моментов. На самом ли деле все так плохо?

Владимир Самарский, ихтиолог-рыбовод, кандидат биологических наук:

- Надо начать с того, что в последние годы в Сахалинской области ставят рекорды по вылову кеты и горбуши. Это мы не касаемся добычи минтая. Поэтому говорить о том, что у нас какие-то проблемы, это, мягко говоря, не совсем корректно. Есть небольшие локальные вопросы, которые требуют решения. Рыбу всегда добывают, чтобы заработать деньги. Отсюда постоянно будут недовольные. Кто-то хочет больше поймать, кто-то хочет ловить там, где по каким-то причинам не позволяют этого делать. Последним кажется, что весь мир против них ополчился, и специально созданы такие условия. Есть место для корректировки, но в целом не так уж плохо в Сахалинской области с промыслом тихоокеанских лососей.

Дмитрий Лисицын, руководитель «Экологической вахты Сахалина»:

- На протяжении последних 60-70 лет добыча тихоокеанских лососей в Сахалинской области растет, и мы абсолютно убеждены в том, что, в первую очередь, это связано с улучшением экологической ситуации на нерестилище. У нас сокращается пресс негативного воздействия от различных отраслей промышленности. В 20 раз сократились объемы лесозаготовки. В середине XX века в области вырубалось 4,5 млн. кубометров леса, а сейчас  - всего несколько тысяч кубометров. Во-вторых, у нас целая отрасль промышленности вообще закрылась. Я говорю о целлюлозно-бумажных заводах. Я прекрасно помню, когда в Поронайске в 1996 году окончательно прекратил свою работу один из таких заводов, там люди вдруг увидели, что горбуша подходит к берегу в черте города. Заводы сбрасывали огромное количество вредных веществ в реки и прибрежную зону. В-третьих, угольное производство. В 50-е годы в реку Найбу в день сбрасывалось 600 тонн золы. В-четвертых, животноводство у нас сильно сократилось, которое как раз занимало долины рек. Крупнорогатый скот вытаптывал прибрежную растительность и загрязнял её. Сейчас поля зарастают и соответственно восстанавливаются нерестилища. Я не говорю, что это хорошо с экономической точки зрения. Но для лосося – это однозначный плюс. Рекордные выловы идут ещё и потому, что наблюдается положительная динамика численности лосося вообще в Тихом океане. Она подвержена многолетним циклическим колебаниям. Сейчас цикл наверху, но опять же ученые говорят, что он начал снижаться.

- До сих пор в Сахалинской области ходят споры о рыбоучетных заграждениях. Кто-то за них, кто-то - против. Приносят ли они реальную пользу или все-таки губят нашу природу?

Владимир Самарский, ихтиолог-рыбовод, кандидат биологических наук:

- Ответ на этот вопрос простой. Но им сложно удовлетворить все стороны. Рыбоучетные заграждения хороши там, где они нужны. В первую очередь, на лососевых рыбоводных заводах. Эффективность налицо. Рыбы заходит значительно больше, чем может вместить река. Эти объемы важны для последующего воспроизводства. Допустим, для воспроизводства 20 млн. кетинок (средняя мощность лососевого рыбоводного завода) необходимо всего 60-65 тонн рыбы. А возврат иногда исчисляется тысячами тонн. Поэтому рыба, которая подходит стеной к устью реки, естественно, не должна в речку попасть. Она заводского происхождения (искусственная) и должна быть выловлена. Говорить о том, что нельзя эту рыбу ловить, пускай она зайдет, а потом посмотрим, что будет, – не следует. Мы уже видели, что происходит. Тут вопрос лежит в другой плоскости. Если рыба будет пропущена, есть смысл обвинить тех, кто допустил это. Потому что произойдет замор. Катастрофа локального масштаба, которая может только через несколько лет сойти на нет. Но зачем допускать это? Бессмысленно и глупо. Ведь рыбоводы трудятся для чего? Чтобы рыбу вырастить, затем поймать, продать, получить зарплату и заплатить налоги. Это хозяйственная деятельность. Другой вопрос, что не все понимают механизм работы рыбоучетного заграждения. Хотя мы много об этом говорим. Люди опасаются, что потенциально может быть какое-то злоупотребление. Речка перегорожена, стоит кран подъемный с большим сачком и черпает рыбу. Первая мысль - что они творят, боже мой. Тут надо отбросить эмоции и пройти по реке. Посмотреть, что происходит дальше от границы рыбоучетного заграждения. Они должны пропускать на нерестилище такой объем рыбы, который оно может вместить. Все не просто так. Составляется график. К самому РУЗу есть определенные требования. Оно должно быть стандартным орудием лова. Специалистам должна быть предоставлена возможность все подсчитать. Должен вестись журнал. Если бы РУЗы все губили, откуда бы бралась рыба? Возможно, кто-то где-то видел. Возможно, происходят случаи злоупотребления. Но преступник тот, кто нарушает правила работы РУЗа. С ним нужно бороться, а не с самими рыбоучетными заграждениями. Сегодня вопрос по РУЗам в Сахалинской области может подниматься только там, где в реках есть рыбопромысловые участки. Они специально для этого и были разыграны. Как они формировались? Вопрос к науке. В свое время она дала рекомендации. Очень часто спекуляции идут на тему – с чем мы боремся? С заморами? Или пытаемся оптимально заполнить речку? Тут надо знать особенности нереста. У нас пара горбуши делает гнездо примерно на 1 квадратном метре. Чтобы всем было удобно, нужно каждой паре выделить именно такую площадь. Соответственно, если на эту территорию придет уже две пары, то та, которая подошла позже, выкопает икру, заложенную ранее, и ничего хорошего в этом не будет. Эффективность нереста так снижается. Эту лишнюю пару лучше было бы поймать, продать и в консервы закатать. Это тот продукт, который мы получили с огорода. Заморить его рыбоводам  - это как ножом по сердцу. Они же выращивали, возились с этими малечками. И вдруг приходит рыба в большом объеме, они радуются, но им почему-то говорят не ловить. Предлагают дать ей погибнуть. Здесь нужно доверять специалистам, потому что они несут ответственность за принимаемые решения. Сказать, где именно рыбоучетные заграждения работают в убыток природе, очень сложно. Поймайте меня за руку и покажите. Очень много ложных сигналов поступает. Часто приходилось выходить на водоем, а там идеальная ситуация. Многие останавливаются возле моста, смотрят рыбы нет, стоит РУЗ и думают,что все пропало. Но рыба то поднимается вверх по реке, и там уже можно наблюдать полностью заполненное нерестилище. Тут столько слоев, что так просто и не разобраться. Людей, которые имеют большой опыт в этом вопросе, нужно контролировать и доверять им.

Дмитрий Лисицын, руководитель «Экологической вахты Сахалина»:

- Что касается работы РУЗов, то, по нашему глубокому убеждению и тщательному изучению этого вопроса, в 95% случаев они не нужны. Их установка не оправдана. Они полезны только тогда, когда реке реально угрожает заморная ситуация. И то угрожает именно реке, а не приустьевой зоне. По нашим наблюдениям, такие случаи крайне редки и в последние годы не происходили в принципе. Явление борьбы с заморами, под этим флагом и выставляются РУЗы, не изучено наукой вообще. Необоснованно и то, что с 2009 года у нас в области стартовала практика по заблаговременному предупреждению заморов, когда в самом начале хода горбуши устанавливаются РУЗы для регулировки заполнения рек. Все это делается для того, чтобы исключительно повысить улов определенным компаниям, которые получили право на промысел. Мы считаем правильным подход, который был определен теперь уже бывшим министром сельского хозяйства РФ Николаем Федоровым. Не так давно он отдал поручение рыбохозяйственной науке с привлечением и нашего САХНИРО разработать критерии возникновения предзаморной ситуации. Насколько нам известно, они до сих пор не разработаны, хотя срок стоял до конца марта. Тогда и правила игры были бы иными. Если взять самые крупные реки – Тымь, Поронай, Найба, Лютога, то это около 40% нерестового фонда Сахалинской области. Если в этих реках сохранять рыбу от браконьеров и пропускать оптимально её на нерест, то можно заменить несколько десятков рыбоводных заводов. Потому что фактически природа гораздо лучше справляется с воспроизводством рыбы. Строительство рыбоводных заводов оправдано только там, где естественные популяции подорваны и восстановить их в ближайшее время не представляется возможным. Пример, юго-западный Сахалин. Строить заводы на восточном побережье совершенно неправильно. Если вернуться к разговору о РУЗах, то мало что так сердит наше население, как перегораживание устьев рек и черпание краном рыбы. То, что во все времена на Сахалине считалось браконьерством, у нас с 2009 года обрело официальный статус. До этого момента РУЗы использовались только в тех случаях, когда река была полна рыбы, и возникала угроза замора. Как правило, они возникают в конце путины. Сейчас же РУЗы ставят в начале хода рыбы, когда все ещё пусто. Неизвестны и площади нерестилищ в реках Сахалинской области. Мы пользуемся данными 50-х годов прошлого века. Нужно отметить и то, что с ограничением пропуска рыбы на нерестилища прекрасно справляются ставные невода в море. Они отбирают большую часть популяции и, таким образом, регулируют заполнение рек. Если бы у нас не было морского промысла, то стоило бы беспокоиться. Если говорить о том, что РУЗы надо, прежде всего, правильно использовать, и тогда все будет в порядке, то мы считаем, что их практически невозможно правильно использовать. Ведь фактически по реке плывут живые деньги, а РУЗ ставит и оперирует им конкретный человек. Мы полагаемся только на его совесть. Потому что проконтролировать все это невозможно. Надсмотрщика ставить? А кто будет за ним следить? А какое разрушительное воздействие это оказывает на отношение населения к государству? Рядовому жителю области запрещают поймать даже одну горбушу, скажем, для себя, а другому тем временем разрешают перегородить реку сеткой и черпать из неё краном. Как людям объяснить, что это нормально? И население справедливо возмущается, когда видит подобные операции. И правильно делает, я на этой стороне. РУЗы – это однозначное зло. Мы боролись, и будем бороться.

- В ходе разговора Олега Кожемяко с представителями мелкого и среднего бизнеса в рыбной отрасли всплыла ещё одна тема. Предпринимателям не дают даже в небольших количествах самим добывать рыбу, в частности, кеты им вообще не перепадает на переработку. Что вы думаете по этому поводу?

Владимир Самарский, ихтиолог-рыбовод, кандидат биологических наук:

- Кеты мало, и теоретически её хотят ловить все. Рыбалка дело тонкое и, не зная, как ведет себя рыба, сложно определить, почему объемы добычи горбуши и кеты не сравнить. Горбуша, дойдя до берегов Сахалина, может ринуться в любую реку. Её ловят по всему острову. К примеру, в Макаровском районе, несмотря на то, что выращена она была в Анивском. Кета же, напротив, возвращается строго к местам своего нереста. Вот и выходит так, что рыбоводные заводы оказываются в своеобразном плюсе. Но нужно отметить ещё один момент - кеты не так много, как горбуши. Когда организовывали промысел кеты, исходили из тех соображений, что помимо заводской рыбы есть дикая и она также мигрирует к местам воспроизводства вдоль побережья. Было предложение дать рыбе возможность в море двигаться свободно, определиться с речкой и местом скопления и уже там её вылавливать. Отмечу, что кета очень интересная рыба, её трудно поймать на удалении от мест скопления (устьевой части реки). Это знают многие рыбаки, и на удалении 10-20 километров не везде есть смысл невод ставить, потому что улов будет мизерный. То, что невод может потенциально поймать, несопоставимо с затратами на его содержание и возможную потерю. Вопрос регулирования промысла кеты не столько административный, сколько научный. Никто не ставит перед собой задачу подорвать или уничтожить стадо кеты. Рыба, которая вернулась в речку, она вся будет поймана до последнего хвоста. И вопрос в том, кто к этому источнику припадет? Все, два или десять предприятий? Все рыбоводы хотят, чтобы рыба, которую они воспроизвели, была их собственностью. Это понятно, иначе зачем они работают? Просто иногда рыбопромышленники, которые не являются рыбоводами, говорят, что промысел кеты идет в угоду последним. А промысел организовывался под формулировкой – «производить вылов кеты в местах её воспроизводства». На юго-востоке Сахалина нет диких популяций кеты, которые могут сформировать промысловый запас. В любой организации промысла кеты нужно об этом не забывать, чтобы не погубить ту рыбу, которая нерестится. Это и есть тот генофонд, который всем нужен. Очень сложно понять, потеряли мы её или нет. Все будет происходить в течение десятилетий. После нереста кета возвращается через 4-6 лет. Она уязвима. Если её вырезать в одной реке, то долгие годы её там не будет. Самое главное - привлекать к регулированию профессионалов.

- Напоследок прокомментируйте, пожалуйста, инициативу Олега Кожемяко, получившую уже широкое распространение, о «трех хвостах на семью».

Владимир Самарский, ихтиолог-рыбовод, кандидат биологических наук:

- Я слышал эту фразу, но надо понимать, что речь идет о желании обеспечить сахалинцам упрощенный доступ к горбуше. Это очень понятно и логично, что если человек живет на острове, то у него должна быть возможность поймать, может, даже шесть хвостов на пропитание. Любительский промысел в любом случае регулируется правилами рыболовства. И сегодня стоит задача организовать беспрепятственный допуск именно в условиях нынешнего законодательства. Но есть смысл работать и дальше в этом направлении. Ведь доступ к ресурсу означает ещё и ответственность. Чтобы не было вакханалии, механизм должен быть прозрачным. Предстоит, прежде всего, понять, как сделать это. Чтобы было легко, доступно и работало. Возможно, нужен будет билет или лицензия. Показать тому же ребенку: «Смотри, папа какую рыбу поймал!» И чтобы ребенок при этом знал, что папа не браконьер, а на законных основаниях рыбачит. Почему бы такую привилегию не дать жителям Сахалина? Это замечательно. Но самое главное - разработать нормативную базу. Потому что легко сказать, но преград очень много. Придется менять многие законодательные акты. В первую очередь, правила рыболовства.

Дмитрий Лисицын, руководитель «Экологической вахты Сахалина»:

- Вы уж меня простите, но это популизм. Нужно серьезнейшим образом менять закон о рыболовстве. Если бы губернатор мог это сделать, то это не было бы популизмом. На эту путину точно не получится. В нормальной системе рыбалкой должны управлять региональные органы власти. А у нас это прерогатива федералов. Поэтому и возникают такие сложности. Потому что региональные власти могли бы адаптировать правила, учитывая местную специфику. А у нас получается,что для прудов какой-нибудь Тверской области, для низовьев Волги в Астрахани и для Дальнего Востока, где совершенно разные условия, разные рыбы, разные объемы, одно и то же ведомство сидит и сочиняет правила таким образом, чтобы все в одном нормативно-правовом акте учесть. Это невозможно. Вот оно отсутствие самостоятельности регионов, которое когда-то было, а теперь утрачено.