Пантагрюэлизм в действии

То было тихое пасмурное утро, когда ивовые ветки болотного отцвета рядились ватой подгнивших тополей. Солнце лениво куталось в сырые замшелые тучи, а худосочные осы бестолково летали среди ещё не проснувшихся одуванчиков. Молчаливую невесомость нарушали разве что собачья свадьба да пара не очень трезвых леди. Свора немного оживила угасшее веселье прекрасных дев, которые, вяло вывалив изо рта «да козлы они все», поёжились в воротники и скрылись в грязном подъезде.     

У меня был более оптимистичный план. Я намеревалась сначала поживиться в местной библиотеке, после чего путь лежал к унавоженным грядкам и набиравшей цвет клубнике. Ровно в десять, к часу открытия, мы со спаниелем-полукровкой уже стояли у входа в одну из квартир, приспособленной под светоч знаний. Светоч оказался запертым. Я давно привыкла, что библиотеки, к сожалению, у нас – не самое популярное место, а потому огорчилась лишь тем, что придётся зайти сюда ещё разок после огорода.

Через несколько часов мы, уставшие и довольные, накинули на калитку кольцо из проволоки и отправились назад, я – потряхивая пыльными штанами, а пёс – оставляя за собой мокрую дорожку – он вволю накупался в луже под мостом. С собой у нас была пол-литровая банка простокваши, которую мы раздобыли у соседки-коровницы. В таком виде и подошли к библиотеке.

В тесном коридорчике чирикала стайка школьниц и гурьбой разглядывала книжку с картинками. Обстановка была уютная, можно даже сказать – домашняя. Чистый пол, аккуратная вешалка для верхней одежды, зеркало. Первой мыслью пролетело, не разуться ли. Я поставила свою простоквашу в уголок на перевёрнутую корзинку и сделала несколько шагов. В комнате направо располагался крохотный абонемент. Впереди по коридору стояла полка с газетами. Прямо, судя по квартирной планировке, были двери ванной и туалета. За газетами налево – небольшой читальный зал. Напротив – зал каталогов, он же – комната отдыха для персонала.

Встретили меня не сразу, но с огромным любопытством. Спросили, где проживаю. Показала паспорт с местной пропиской. Вздох облегчения – знакомая фамилия. А вот та-то кем вам приходится? Мама моя, говорю. А тот-то? Когда, наконец, установили родословную, принялись заполнять бланки.

– Кем работаете?

Я совершенно забыла, что в тесных местах мелочам уделяют пристальное внимание. Моя непростительная бестактность была в том, что я увлеклась исследованием книжных полок, отчего возникла пауза.

– Домохозяйка? Так и говорите, – немного раздражённо сказала библиотекарь в глубоких тенях. 

Нет, говорю, извинившись, редактором я.

– Что будете брать? – более учтиво проговорила хозяйка и твёрдо повела меня к полке. – Женские романы здесь.

– Господь с Вами! – восклицаю, – мне бы что-нибудь для души. Франсуа Рабле есть у вас? «Гаргантюа и Пантагрюэль» хотелось бы.

Немного попятясь назад, дама в глубоких тенях суетливо направилась в угол к дальнему стеллажу с зарубежной литературой, где под разделителем на букву «р» стояло с десяток книг. На моё счастье, желаемая книга была.

– Не знаю, как Вам давать. Она к нам из читального зала передана. Там под залог выдавалась. Тысяча сто шесть рублей. Посмотрите, издание какое хорошее, – вслух сомневалась она, – Вы ведь возьмёте, а потом не вернёте.

Книга и впрямь была хороша. Её твёрдая переплётная крышка отделана благородного цвета шёлком с золотым тиснением. Узоры на форзацах напоминали тяжёлые тканевые обои. Ляссе атласной ленточкой кокетливо выглядывало среди мелованных страниц. Обрезы книжного блока отливали золотом и отражались бликами на скулах своей повелительницы. Авантитул, фронтиспис, шмуцтитул – все элементы издания были расписаны красивейшим орнаментом и украшены гравюрами в духе Средневековья. 

После некоторых размышлений библиотекарь приняла решение дать, но в голосе всё ещё чувствовалось сомнение: «Такую чушь – и для души?»

После выяснения всех необходимых деталей спросила разрешения ознакомиться с фондом и была тут же отправлена в читальный зал. По пути я прошла мимо туалетной двери, на которой висело какое-то расхожее высказывание о добродетели чтения.

Меня встретила немного смущённая похожая на француженку прехорошенькая особа с каштановым каре и острым вздёрнутым носиком. Она всё время улыбалась, предлагала пройти и приглашала заходить ещё. В тесной комнате всё было как в большой взрослой библиотеке, только в уменьшенном размере. Глазами я пробежала разделы по медицине, истории и другим наукам. Книги по психологии, философии и литературоведению уместились на одной полке, задвинутой в угол огромным горшком с розой. Зато большой телевизор прямо над головой француженки громогласно передавал развлекательное шоу с закадровым гоготом купленной аудитории. В читальном зале я была единственным посетителем и с каждой минутой всё крепче прижимала к груди увесистый золочёный том.

Франсуа Рабле мастерски использовал приём гиперболы. В его книге главные герои были невообразимых размеров, они телегами ели бычьи потроха, бочками пили вино и обладали сверхспособностями. Насколько в юности они были до одури глупы, настолько к расцвету своей жизни становились мудрецами. Повествуя о детстве славного Пантагрюэля, автор написал: «Что до того, чтобы ломать себе голову над книгами, то этого он избегал из боязни испортить зрение».

А далее мсьё Рабле вполне доходчиво разъяснил своим читателям, что хорошие пантагрюэлисты – это люди, живущие радостной, мирной и здоровой жизнью. Здоровой – то есть без чуши в голове и без болезни глаз. Мирной, как те две утомлённые весельем дамы у подъезда в окружении милой собачьей своры и запаха течки. И радостной, как те гогочущие в телевизоре и около него.

Быть может, мы просто ещё недостаточно повзрослели и, подобно несмышлёным раблезианским героям, наши мысли заняты тем, какая подтирка лучше всего, из адвокатской сумки или птичьего чучела, или же чем украсить гульфик, букетами или красивыми кистями. Да, наверное, нам просто нужно ещё немного подрасти.      

Иллюстрация Густава Доре