Мишка и залив Анива

Часть первая.

Первое мое серьезное знакомство с заливом Анива произошло на мамин день рождения – 17 мая.

Я решил как-то по-особенному отметить это событие, и так как день был солнечным, и мне показалось, что очень даже теплым, я решил искупаться в море. Идея, как я потом понял, была совсем уж бредовая, но тогда я раздумывал недолго. Достал у отца из кофра мокрый водолазный костюм из неопрена, ласты, маску с трубкой, упаковался и на автобусе поехал во Вторую Падь.

Когда я подошел к заливу, пыл мой сразу поубавился. Свинцовые холодные воды не внушали мне оптимизма. А когда я попробовал рукой воду, то сразу захотелось запрыгнуть в теплый автобус и как можно быстрее оказаться дома и ждать гостей к маминому дню рождения.

Так я стоял несколько минут у кромки воды, не зная, как мне поступить. Уехать сразу домой, не искупавшись, мне было стыдно. А лезть в эту холодную неприветливую воду – просто страшно.

Простояв некоторое время в раздумьях, я понял, что не искупавшись я отсюда просто не уеду. Мне будет стыдно, и сидеть на дне рождения у мамы с кислой физиономией, да еще и побежденным морем, мне явно не хотелось. И я начал медленно раздеваться. Через пару минут процесс пошел быстрее, так как воздух у моря был просто ледяной, да и остатки снега со льдом просто жгли ноги.

Если кто-нибудь из вас пытался быстро одеть на себя неопреновый костюм, то станет понятно, что это непростая задача.

Но стимул у меня был, так как костюм очень хорошо защищает от холода, и я стал задним ходом в ластах двигаться на глубину. По мере погружения я придумывал себе самые обидные прозвища, в основном связанные с разведением живности на селе. А затем, резко развернувшись, я нырнул. Наверно, первое слово, которое приходит в эту секунду – это холод, второе – восторг.

Я тут же для себя выяснил, что такое мокрый водолазный костюм, когда на дворе 17 мая, и только-только из залива ушли льды. Но я, все равно, плыл в открытый залив и мне было радостно на душе от того, что я не отступил, не струсил, а сдержал данное самому себе слово.

Через некоторое время я повернул назад, так как, несмотря на все движения, я стал замерзать. В берег я воткнулся чуть ли ни головой, как вражеская торпеда, не заметив мелководья. Какое-то время я еще молотил руками по берегу, почему-то опять вспоминая сельскохозяйственных животных. А затем я почувствовал сильный голод. Достал из рюкзака бутерброд с докторской колбасой и, лихорадочно скидывая с себя костюм, под дробь зубных кастаньет, пытался откусить хоть кусочек. У меня почти ничего не получалось. Руки ходили ходуном, меня одновременно била и крупная, и мелкая дрожь, и навязчиво вспоминался теплый автобус.

И здесь я услышал свою фамилию. Она была произнесена строгим командным голосом.

Сказать, что я удивился, было бы неправдой – я просто оторопел. Резко оглянувшись, я увидел перед собой высокого статного человека с явной военной выправкой, хотя и одетого по граждански. Его выдавала только капитанская фуражка на голове.

Я подтвердил, что это моя фамилия. «Но как Вы меня узнали?». «По голосу», - сказал он.

В душе я очень сильно покраснел, хотя снаружи явно был синий. Оказывается, когда я скидывал с себя водолазный костюм, я громко разговаривал вслух. При чем не просто разговаривал, а ругал себя на чем свет стоит, и при этом еще пытался откусить от бутерброда.

«Я знаю твоего отца, поэтому узнал тебя по голосу. Пошли со мной», - командирским голосом сказал он и накинул на мои плечи свою теплую куртку.

Его дача была совсем рядом от моего заплыва. В каких-то двух шагах, и самое главное – во дворе горел костер. Для меня это было спасение, я действительно сильно замерз и теперь просто обнимал руками горящие поленья.

«Спирт пьешь?» - спросил капитан.

Этот вопрос был еще страннее моего заплыва. Спрашивать у несовершеннолетнего пацана – пьет ли он спирт, да еще зная его отца, было как-то запредельно.

«Пью! - сказал я, – но нечасто».

«Тогда пей», - и капитан протянул мне железную кружку с доброй порцией спирта на дне.

Увидев в моих глазах легкий испуг, он сказал: «Надо». И объяснил, как это сделать.

Для меня это было как второй заплыв – страшно и как-то по-взрослому.

Выпив, я согрелся и мне стало безумно хорошо сидеть у костра с настоящим морским волком и вести неторопливую и, как мне казалось, взрослую беседу.

«А теперь я отвезу тебя домой, - сказал капитан. – Мать с отцом, наверно, уже волнуются».

«Не надо, сам доберусь. Что вы будете тратить на меня свое время», - говорил я. Но капитан, не слушая, пошел заводить машину.

Пока ехали до Южного, я совсем осоловел, хотя хотел выглядеть перед капитаном бравым молодым матросом.

Когда мой новый знакомый позвонил в дверь нашего дома, и открыл отец, его удивления не было предела. Увидев мое не совсем трезвое состояние, он сразу начал что-то говорить, но его остановил капитан: «Женя, пускай сын идет спать, а мы поговорим».

Отец достал бутылку коньяка, и они о чем-то долго говорили. Но я этого уже не слышал и проспал до самого вечера. А потом меня разбудили, потому что пришли гости, и посадили за стол. Отец налил мне бокал сухого вина, и глаза его при этом предательски поблескивали. Он сказал при всех, что сын у него совсем взрослый, а значит он теперь по-взрослому должен отвечать за свои поступки. И что без спроса не следовало брать водолазный костюм и в день рождения матери испытывать себя на прочность. Так как иногда радостные дни рождения могут превратиться в грустные похороны.

«Все понял», - сказал я отцу. И больше мы к этой теме не возвращались до самого августа.

Отец после этого случая разрешил мне в любое время брать костюм, но обязательно говорить – куда я еду.

И вот наступил месяц август….

Часть вторая.

Месяц август

С Мишкой мы тезки и дружим, наверное, лет с семи. Оба родились в городе Поронайске, и наши мамы – близкие подруги. Всю жизнь мы общались семьями, и у нас накопилось много интересных и поучительных историй.

Одна из них – это наш заплыв через залив Анива. Случилось это через полгода после моего весеннего праздничного купания в честь маминого дня рождения. Я спланировал все заранее и, наверно, не очень понимал всю опасность своего предприятия.

Когда тезка приехал утром ко мне, я огорошил его новостью, что сегодня мы поплывем в Аниву из Второй Пади через весь залив. Разговор получился трудным, и друга пришлось долго уговаривать и убеждать в безопасности этого мероприятия.

Последним аргументом у меня было то, что с айнского языка «Анива» переводится, как «Я перепыл». Только я при этом скромно умолчал, что айн переплыл залив в лодке, а не вплавь. При этом добавил, что, если айн переплыл, то и мы подавно сможем.

Дома мы взяли у отца два легких водолазных комплекта, оставили записку и уехали на автобусе во Вторую Падь. Оделись и, упаковав одежду в целлофановые пакеты, неторопливо поплыли в сторону Анивы.

Когда уставали, ложились на спину и отдыхали. Утонуть было практически невозможно, так как на нас не было свинцовых грузов, а костюмы из неопрена обладали положительной плавучестью.

Может эта история и закончилась бы для нас хорошо, если бы на горизонте мы не увидели быстро приближающуюся к нам яхту. С кормы послышалось: «Эй, водолазы, что там на дне?».

Я перевернулся на спину и снисходительно сказал: «Как всегда – крабы и ракушки». И, воспользовавшись моментом, попросил у яхтсменов закурить, хотя на самом деле я только баловался табаком. Но так хотелось почувствовать себя настоящим морским волком.

«Да какой ты водолаз, если куришь!» - сказали мне с яхты. «Вот достань со дна раковину, тогда и получишь сигарету»,- сказал незнакомец.

Меня это задело, и я решил поставить на место местного морехода. Отдышавшись, нырнул. Я никогда бы не подумал, что это будет так тяжело. Грузов на мне не было, на меня действовала выталкивающая сила. Я отчаянно работал руками и ногами, но воздух в легких предательски кончался, и меня выталкивал на поверхность.

С яхты раздался смех. Послышались насмешки.

Мой друг, видя, с какими глазами я вынырнул, стал меня отговаривать, но это было уже бесполезно. Как говорят – «закусило».

Отдышавшись и провентилировав легкие, я нырнул во второй раз. Теперь или никогда, умру, но дна достану.

Вода была относительно теплой, но у самого дна была просто ледяной. Эти последние три метра могли стать для меня последними. В голове ухали молоты, я ничего не видел. Только, вытянув руки перед собой, ожидал встречи со дном.

В последнюю сотую секунды, когда сработало чувство самосохранения, я решил сдаться – рука коснулась дна, зацепив горстью песок.

Когда я вынырнул, на яхте опять засмеялись, но смех быстро оборвался, когда я протянул вперед правую руку и в остатках песка на ладони оказалась маленькая половинка ракушечки.

- Не может быть. Здесь же 12 метров. Ты это знаешь, парень?

 - Сигарету давай, - сказал, гордясь собой я. И, затянувшись два раза, бросил в море намокший окурок.

И здесь я совершил вторую роковую ошибку. Когда сигарета потухла, с яхты предложили довезти нас до берега. Но гордыня оказалась сильнее разума, и мы отказались.

Когда яхта отплыла на приличное расстояние, у меня начались судороги. Моя правая нога была повреждена еще в детстве на карусели. И она первая подвела меня.

Оценив ситуацию, я запаниковал. Под костюмом в плавках была где-то крупная булавка. И я, трясущимися от холода и страха руками, достал ее. Куда колоть?... Что-то про это говорил отец… Но я всегда советы отца слушал в пол уха. И теперь за это надо было платить дорогой ценой.

Через несколько минут свело судорогой вторую ногу. Я заорал от боли и воткнул булавку в ногу. Мой характер был всегда независимым и дерзким. И теперь я мог заплатить за это своей жизнью.

Я боролся отчаянно, боролся, вгоняя в свои ноги четырехсантиметровую булавку. И когда, стоя вертикально в воде,  боль отступала на какие-то секунды, мой лучший друг толкал меня в спину, приближая к берегу еще на метр-другой. Два часа боли и страха. Два часа борьбы за то, чтобы через сорок лет увидеть лицо своей внучки. А тогда, почувствовав ногами дно во Второй Пади, я заплакал.

Нет, я не хотел этого делать. Но слезы предательски текли по моим щекам, и мой друг, тактично отвернувшись, тоже предательски хлюпал носом.

Переохлаждение и стресс опустошили нас полностью.

Родители узнали об этом «подвиге» только через 40 лет.