Бёрдмэн, или Превращение театра в кино
Нет ничего более поддающегося стебу, чем Голливуд, каким мы его видим на данный момент. Денежный конвейер вовсю пашет на публику, которая поглощает блокбастеры с особой жадностью. Поскольку на каждую акцию есть реакция, то ответ Алехандро Г. Иньярриту оказался максимально мощным.
Алехандро берет нас за руку и ведет на экскурсию по театральному закулисью: по тесным коридорам, прокуренным гримёркам, пыльным костюмерным. В один момент он резко оборачивается, чтобы спросить у жующих поп-корн зрителей: «Скучное у меня кино, да?» И тут на фоне — взрывы, стрельба, стальная птица исполинских размеров. Появление в фильме подобного интерактива — встряска на ровном месте.
Исполнитель главной роли Майкл Китон здесь, как говорил Лес Гроссман, «угасающая звезда, белый карлик, падающий в черную дыру». Детишки уже не наряжаются в костюм Бёрдмэна. Вот он, кризис «актера одной роли» во всей красе. Ригган Томпсон (Китон) стремится раз и навсегда перешагнуть образ супергероя, окунувшись с головой в совершенно новое для него аплуа — постановщика бродвейской пьесы. Но чем выше искусство, тем критики зубастее.
Критиков в «Бёрдмене», кстати, «любят» не меньше, чем в «Облачном атласе». В том месте, где старина Хэнкс, вскипая, выбрасывает «жопу карамельную» с балкона, Ригган интеллигентно уделывает газетную писаку в баре между делом.
Сам Томпсон неоднократно сравнивает свое пернатое альтер-эго с Икаром, а в постановке Рэймонда Карвера видит отражение себя. «Почему я должен заставлять любить себя?» — вторит он со сцены. В конце концов, крылатый парень возьмет верх. Познав совершенную форму, Ригган воспарит над Нью-Йорком, над человечеством, которое, по словам его дочери, скромно умещается на клочке туалетной бумаги.
Смеха ради на фильм можно навесить ярлык «неделимый», так как кромсать «Бёрдмэна» на фрагменты — невежество. Трюк, проделанный оператором Эммануэлем Любецки (почти двухчасовой план, без монтажных склеек), для того и придуман, чтобы «прожить» кинокартину на одном дыхании. Ни один здешний диалог не способен передать правильную тональность без должного предисловия.
А как работают детали? Во время тишины уличный бэкраунд берет на себя обязанности закадрового рассказчика: вот музыкант, всё быстрее отбивающий сердечный ритм; вон дурачок у винно-водочного, что по закону жанра должен орать о конце света, но читает стихи, вытягивая грустные мысли из головы Риггана.
Как только речь зашла о деградации кино (мол, на всех приличных артистов напялили плащи), в кадре появляются сразу три актера из экранизаций комиксов. Все они в каком-то смысле «мертвые». Нортон — не Халк, Китон — не Бэтмен, Гвен Стейси выписалась из клиники. Совпадение? Не думаю.
Но главная ирония фильма заключается не в этом. Фраза Бёрдмэна «Всё, чего вы хотите — это мяса и взрывов» применима не только к кино, но и к театру, которому этого «мяса и взрывов» не хватало. Персонаж Нортона гонится за гиперреализмом, но кому он нужен? Нам. Настоящая кровь в храме искусства — это не вульгарно, а что-то новенькое. Что же тогда будет дальше? Возвращение к гладиаторским боям?
+7-962-125-15-15