Гибель сахалинских пограничников. История о том, что было после

Не так давно в погрануправлении сменился начальник. Генерал Александр Филиппов ушел на пенсию, на его место пришел другой. У меня с бывшим руководителем СПУБО связана одна история. Впрочем, она только отчасти про генерала-пограничника…. Я записала ее еще в феврале, но публиковать не стала. А сейчас решила вытащить из архива.

----------------------------------------------

У Тани Сергеевой есть информатор. Обычно, когда она звонит ему, он снабжает ее своими комментариями на тему мировых событий, подробностями из жизни детей и малоприличными стихами. 25 января рано утром он позвонил сам: «Клянись, на меня не ссылаться. Перевернулась лодка с досмотровой группой. 4 трупа уже нашли, еще шесть числятся пропавшими без вести»

Так для нас началась эта история. Итак мы знали, что погибли четверо пограничников и пропали без вести еще 6 их коллег. Но подтвердить информацию было невозможно вообще нигде. Следственный отдел, полиция, пограничники, МЧС – молчали все. Была суббота, поэтому и в Южно-Курильской администрации никого не было. С одной стороны - эта такая бомба скрывать которую бесполезно. С другой – все скрывали изо всех сил.  

У мужа есть приятель, который несколько лет провел на приличной должности на Курилах. Причем в такой структуре, которая знает все. Муж разбудил его звонком: «Ты уже слышал?» Тот не слышал, но обещал, узнать и перезвонить. Он не перезвонил. Хотя полагаю, что уже через 5 минут знал полный расклад по текущей ситуации.

В этой истории все наши источники молчали. Получить информацию по привычным каналам было невозможно. Абсолютно. И это было странно. Тем более было странно, что молчали пограничники. Из всех спецслужб у них самая вменяемая и открытая (насколько это возможно) система общения с прессой.

В сети в это время началась истерика. Паниковали родные тех, кто служит на южных Курилах: «Дайте фамилии, не можем дозвониться до своих».

Вообще, обнародование списка погибших и пропавших, при подобных ЧП – обязательное дело. Но тут все было засекречено.

- Дайте список! – требовали мы у человека, который стал чем-то вроде переговорщика между нами и спецслужбами.

- Я знаю, где его взять, но доставать не буду. Обнародование этих данных у вас станет поводом для служебной проверки. Мне открутят голову, и обратно ее прикрутить я не сумею.

- Что вообще за бред происходит? Вы своим молчанием нагнетаете ситуацию. Что за идиотическая секретность?

И вот тут прозвучало то, что в принципе подразумевалось сразу: «На носу Олимпиада. Скандалы такого уровня не нужны».

Официальный релиз от пограничников появился только к вечеру 26 января. К тому времени уже почти двое суток все СМИ, в том числе и федеральные, рассказали о трагедии. В релизе пара строчек, и только давно известные факты – перевернулась лодка, четыре тела найдены, остальных ищут. Вместе с тем, на Курилах разворачивалась поисковая операция, туда сгоняли технику, людей. Стало известно, что в месте поисков перевернулась очередная лодка и люди оказались в воде. Но помимо пресс-релиза получить комментарии было невозможно.

- На какой лодке ехали пограничники?

- Без комментариев.

- Они были в спасжилетах?

- Без комментариев.

- Какие силы задействованы в поисках?

- Без комментариев

Ну и так далее.

Информацию мы получали по каналам, совершенно невообразимым. Но получали. Нам удалось получить список погибших и пропавших и фактически протокол, который по минутам расписывал все, что происходило в ту ночь с досмотровой группой. Я понимаю, что это документ строго для служебного пользования и человек, который нам его передал, сильно рисковал. Мы очень благодарны ему за поступок.

Мне на сотовый пришло SMS с незнакомого номера, подписанное «Аноним», корректирующее список погибших. Я не стала перезванивать, спрашивать кто это, просить новых сведений и вообще наглеть. Хотя хотелось.

Официальных сообщений и комментариев, по-прежнему, не было. Секретность множила слухи. СМИ добывали инфу, где могли и иногда сведения были ошибочными. Несколько раз объявлялось об обнаружении очередного тела,  хотя на самом деле этого не произошло. Слухи плодились даже в Южно-Курильске, городке, в котором все друг друга знают, и в котором шила по определению не утаить. Но вот пример - два источника, оба в Южно-Курильске и оба задействованы в поисковой операции. Обоим верим на 100%. Но первый сообщает, что один из солдат участвовавших в поисковой операции на перевернувшийся лодке, умер от переохлаждения, а второй говорит, что это не так. Подтвердить или опровергнуть эту информацию по официальным каналам, само собой, невозможно. Молчали даже «скорочи». Молчали даже после волшебной фразы, обычно развязывающей язык: «Не будем на вас ссылаться». Пограничники, кстати, официально так и не признали, что во время поисковой операции лодка перевернулась и несколько человек оказались в ледяной воде. Но при этом дали опровержение того, что в ходе поисковой операции погиб пограничник. Мы сами выдумывали формулировки, как бы сказать, что все живы, но не сказать что породило  такие слухи....

Мы исправно выдавали информацию, которую сумели добыть. А спецслужбы вычисляли, кто ее нам дает. Звонили даже живущему на Кунашире журналисту Сергею Киселеву: «сливы на astv.ru твоя работа?»

Минимум раз в день на мой сотовый раздавались звонки. Разные. Причем, все не от пограничников. А от, скажем так, смежных структур.

Давящие на гниль: «Вот вы этим себе рейтинги повышаете, а подумайте каково сейчас родственникам пропавших. Они же читают, все, что вы пишете, вы же их каждой своей заметкой режете без ножа. Мало им страданий?»

Деловитые: «Как думаешь, сколько еще эта тема будет на слуху? А федералы сколько о ней писать будут? А как она их будет интересовать– активно? Они будут сами что-то копать, или будут выдавать по официальным сообщениям?»

Советующие и рекомендующие: «Вы бы не использовали в материалах выражений вроде «п…ц», ну некрасиво смотрится. Вы словно спекулируете этой трагедией, хотите желтизны добавить».

Интересующиеся: «Так кто вам сливает инфу? А ты подумай, как подставляешь человека.  Его же вычислят. Правда-правда, вычислят – доступ к материалам есть у ограниченного круга. И человек пострадает серьезно. Ты карьеру чужую губишь ради «жаренного» материала».

Эти звонки заставляли рефлексировать. Когда ты рассказываешь о гибели людей, всегда есть мерзотное ощущение, что чья-то трагедия становится для тебя работой. Для родных погибших – рухнул мир, а ты раскапываешь инфу и радуешься, узнав новые подробности.  

Даже спустя 10 дней после того, как лодка перевернулась, и в общем, все было ясно, коллеги погибших надеялись на благополучный исход:

- У нас такая подготовка по выживанию! Они могли где-то на берег высадится и сейчас ждут помощи.

В этом  была такая отчаянная надежда и такая отчаянная боль, что просто жутко. А уж что творилось с семьями пропавших без вести….

А тут мы со своими новостями. Я до сих пор не знаю, как справится с этой этической проблемой.

Но в ситуации с пограничниками запрет на распространение информации даже развязал нам руки. Нам ничего не давали, но не могли и позвонить с просьбой что-то не писать. К тому же то, как спецслужбы пытались замолчать трагедию, вызвало бешенство. Погибшие пограничники разве совершили что-то позорное, такое, что нужно замолчать, спрятать и поскорее забыть? Они делали свою работу, и заслужили, чтобы о них сказали правду.

И еще - было понятно, что обет молчания наложили в Москве. И тем людям сто раз плевать и на погибших, и на их семьи. Их заботило другое. У них Олимпиада на носу.

Через пять дней после трагедии нас вызвали в погрануправление. Вернее пригласили. Или все же вызвали?  В общем, не суть. Шеф хотел отправить с визитом меня, как, собственно, причину генеральского недовольства. Но через какое-то время спустился в куртке: «Я тоже поеду» и закурил. Я ни до, ни после не видела его курящим.  Было понятно – разозлили. По дороге он просил меня держать себя в руках и не бросаться в бой.

Я в своей жизни встречала не так много генералов. Все считали, что вместе с лампасами им выдали кольцо всевластья. Когда они вдруг выясняли, что есть орки, кольцу не подчиняющиеся и пишущие, что хотят, генералы гневались. «Да как вы смеете?!». Генералам сложно понять, что смеем. Что СМИ имеют право на собственную, пусть даже отличную от их точку зрения. Статусная девиация. Так случилось и в этом случае.

В погрануправлении нас ждали: мгновенно открыли шлагбаум, в папках распечатки материалов с сайта с подчеркиванием и ремарками. Алексей, сотрудник СПУБО, отвечающий за связи с прессой, всегда такой доброжелательный и улыбчивый, здороваясь с нами, старался не смотреть в глаза. Было понятно – мы стали для него причиной огромных проблем. Его, как ответственного за СМИ, лупили, потому что не могли отлупить нас.

Беседа с генералом Филипповым началась традиционно: «Будем строить диалог в форме монолога!»

Далее все тоже было традиционно. Проходили такое ни раз. Нам указали на Закон о СМИ. Мы указали оппонентам на Закон о СМИ. От нас потребовали проверять информацию и назвали статьи ерундой. Я от «ерунды» мгновенно озверела и назвала позицию замалчивания идиотизмом. Припомнила, что едва получив какие-то сведения, мы первым делом звонили в СПУБО, где нам ни разу не ответили «да» или «нет». Только «без комментариев».

- Вы очень грамотно все пишете, - простодушно признались пограничники, - вас невозможно засудить.

Было понятно, что «про засудить» обдумывалось очень серьезно.

В погрануправлении нам пришлось озвучивать то, что мы озвучиваем постоянно. Что мы не подчиняемся властям и нас невозможно заставить писать или не писать, только генеральским повелением. Что общество – это не только казарма, и взгляды на проблему могут быть разными. И понятие целесообразности может отличаться. Что взаимодействовать с прессой – это означает не «диалог в форме монолога», а обычный диалог.

Как выяснилось, для молчания пограничников часто имелись веские основания, например, они не хотели озвучивать, кто из родных приехал и получил компенсации, потому что суммы страховок доходили до 5 млн рублей и в СПУБО просто опасались, что эти цифры могут сделать семьи погибших мишенью для воров или мошенников. Но  нам об этом сказали, и мы не стали публиковать эту информацию. Наша "борьба за рейтинги" сильно демонизирована. За все время работы в СМИ я не помню, чтобы хоть в какой-нибудь редакции мы садились и совещались: "Нам надо поднять рейтинг". Если будет выбор - однародовать какие-то сведения и тем самым навредить людям, или промолчать, мы промолчим. 

При этом было видно, что Александр Филиппов, по человечески тяжело переживает эту трагедию. На его глазах были слезы (знаю, что звучит пошло, но это так), когда он говорил:

- Мне уходить на пенсию с осознанием, что не уберег 10 человек.

Это был непростой разговор. Но мы услышали друг друга и поняли. Помирились и разошлись довольные (ну, мне так показалось) друг другом. А может и не довольные, но сотрудничать начали.

P.S.Уже спустя пару месяцев, мне рассказали, что на совещании в Москве один из людей, который дал приказ полностью перекрыть доступ информации о гибели пограничников в СМИ, признался, что это была ошибка.

P.S.S. Двоих пограничников так до сих пор не нашли.