Хоккайдо в стиле хокку. Часть вторая. Свой Чужой

Идешь по облакам,
И вдруг на горной тропке
Сквозь дождь – вишневый цвет!

(Кито)

   Помнишь, как это обычно бывает – ожидание неизвестности? Не той неизвестности, которая пугает, а неизвестности во многом известной – той самой, о которой многие знают или которую прекрасно себе представляют, более того – всячески пытаются тебе о ней рассказать, а ты ее все равно уважительно опасаешься.

   Наверное, так же уважительно опасаются знакомства с родителями избранницы – ты их не боишься, нет – тебе о них рассказывали только хорошее. Но ты не знаешь, чего от этой встречи ждать. Ты не знаешь традиций этой семьи, а потому начищаешь ботинки до блеска, находишь, наконец таки, стрелочки на своих брюках – выглаживаешь их до неприличности тщательно и методично. Кладешь в карман пиджака платочек – а вдруг понадобится. Подбираешь носки в цвет остальных видимых глазу надетых на тебя вещей, впервые за последнюю неделю бреешься, впервые за последние два месяца стрижешься. Заучиваешь анекдоты и, может быть, даже учишься танцевать вальс.

   А потом приходишь в неизвестный для тебя дом, и прямо с порога чувствуешь себя своим – отец, наливая рюмку, шутит о результатах выборов в США, а мама отрезает очередной кусочек вкуснющего пирога, вспоминая, как этот самый пирог готовила бабушка, когда она, мама, впервые пригласила в гости будущего мужа. Все расплываются в улыбке – первый снег падает на огонь костра, потихоньку гася пламя всех существующих на данный момент времени неизвестностей.

   В начищенных до блеска ботинках мы приземлялись в Читосе. Мы «шли» по облакам, вальсируя, а внизу открывалась удивительная панорама порта, сотен и тысяч солнечных батарей, разделенных на невозможно верные квадраты и прямоугольники полей. Куда-то все время «бежали» автомобили. Заходило солнце.

   Темнело рано. Четвертый час дня – сгущались сумерки. Казалось, времени в Японии как будто бы мало – его отведено ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы успеть  при дневном свете сделать все запланированное. Не успел? Делай ночью.

   При выходе из самолета, от ручки сумки, взятой в качестве ручной клади, оторвалась бумажная бирка, и полетела аккурат под шасси нашей Dash`ки. Тут же на «месте происшествия» оказался экипированный японец, который склонился в попытке обуздать погоняемую ветром бумажку, но был опережен моим решительным броском вниз – сахалинская бирка была в моих руках. Японец сквозь маску и очки улыбался. А мне показалось, что в глазах его была грусть.

Луна так ярко светит!
Столкнулся вдруг со мной
Слепец – и засмеялся…

(Бусон)

   В проникающем сквозь стекла окон аэровокзала свете Луны виднелась близость к мирозданию. Она, Луна, «свидетель» истории Земли, здесь ближе что ли?! Ей виднее отсюда? Её сюда больше тянет?

   Нас встретил Окаджима-сан – высокий чин Хоккайдских профсоюзов, в прошлом году посетивший Сахалинскую область в рамках аналогичного визита. Он меня узнал тут же – в 2015 году его группу я сопровождал везде – фотографировал, стенографировал – работал, в общем.

   - Ооо, Яков-сан!

   И объятия. Взаимные, искренние. Не положенные по этикету и культурным рамкам объятия, а объятия живые, дружеские.

   Яков-сан… Мне, кстати, в плане произношения моего имени японцами весьма повезло – оно короткое, не требующее шипения и не влекущее сложностей произношения. В произношении имени моей коллеги – Эльвиры – обнаружились тонкости. «Эруууира». Так ее теперь и называю.

   Наш переводчик – Татьяна Туманова – родилась, и долгое время жила в России, а теперь работает в Саппоро. Знаю, что ты, Тань, будешь читать этот блог – меня удивили и восхитили в тебе две вещи – всегда, говоря «мы», ты имела в виду нас, русских, и абсолютно всегда ты рассказывала больше, чем переводила. В этом, на мой взгляд, заключается негласная «человечность» переводчика. Ты была и связующим звеном, и гидом, и другом.

   Ехали по хайвэю (как же не люблю русификации иностранных слов) – по платной дороге, находящейся выше всех остальных путей – автомобильных и железнодорожных. Время в пути до одной из гостиниц Саппоро составило чуть больше часа. По пути в гостиницу остановились в офисе главы Хоккайдских профсоюзов – господина Демуре – он удостоил нас чести приема и попросил прощения за то, что не может быть постоянно с нами в связи с регулярными командировками.

   - Знаете, почему в Японии принято использовать именно оранжевые мешки для мусора? – прервала мои раздумья в пути Татьяна. - Они провели исследования и поняли, что оранжевый – единственный цвет, который не различают вороны. Не подлетают, не клюют, не разбрасывают.

   Господи… исследования по разбрасываемости мусора воронами… СКОЛКО… сколько времени у них на это ушло – спрашиваю. «Много» - слышу в ответ.

   - Здесь, кстати, положено определенный мусор вывозить в назначенные дни, - продолжала меня гвоздить к спинке кресла Таня. – Если не успел отдать пищевые отходы на переработку – замораживаешь в холодильнике до следующей возможности этот мусор сдать… Ну, чтобы не воняло.

Порывистый листобой

Спрятался в рощу бамбука.

И понемногу утих…

(Исса)

   Гостиница поразила масштабностью и функциональностью территории. Наш 17-й этаж «отличился» еще и своей прокуренностью – в номерах стоял стойкий запах сигаретного дыма, в комнате на столах располагались пепельницы и, как я понял, разрешалось курить. Но это, в общем-то, не повод для размышления – в ходе прогулок по городу я неоднократно видел общественно курящих людей. А иногда и водителей, бросающих окурки в открытое окно прямо во время своего следования куда-то.

   По телевизору шли бесконечные новостные блоки о Трампе и о его, мне не нужном, отрочестве, реклама японских угощений и зверушек, шоу и товаров.

   Меня порадовала ванная комната. Унитаз с подогреваемым седалищем и попообмывом, зеркало – с незапотевающим покрытием. Вот как бы – "облизали" со всех сторон.

Ко мне на заре в сновиденье
Пришла моя мать… Не гони ее
Криком своим, кукушка!

(Кикаку)

   Засыпал плохо. Разница во времени – минус 2 часа. Центрального отопления нет, есть только кондиционеры. Поставив на минимум – 18 градусов - и, задремав, провалился в сон.

   Проснулся посреди ночи в холодном поту – снилась дочь. Меня во сне отчитывали за то, что Диана сделала первые шаги без меня, и что первое осознанное слово произнесла без меня тоже. На утро связался с супругой. Диашка за день моего отсутствия научилась самостоятельно слазить с дивана и ходить, взявшись всего за одну ручку ее сопровождающего. 

   Начал скучать. В первый же день…

Продолжение следует...

Начало рассказа - здесь